Жюль Верн - Малыш
Как он был счастлив, когда ему пришлось в первый раз принять участие в празднике, наиболее, пожалуй, чтимом во всей Ирландии!
Было 25 декабря, день Рождества Христова. Малыш уже знал, в память какого события чествуется этот день всеми христианами, но он не знал, каким семейным торжеством он ознаменовывается в Соединенном королевстве. Оно явилось для него неожиданностью, хотя он заметил, что делались какие-то приготовления. Во всяком случае, бабушка, Мартина и Китти окружали свои хлопоты такой таинственностью, что он не решился их расспрашивать.
Ему сказали, чтобы он надел свое новое платье, и все члены семьи, разодетые с утра по-праздничному, поехали в церковь и не снимали этой одежды до самого вечера, когда все собрались к обеду, поданному в этот день двумя часами позже обыкновенного и отличавшемуся несколькими лишними блюдами, кружками пенистого пива и гигантским пирогом, сооруженным Мартиной и Китти по особому рецепту, доставшемуся от прабабки, бывшей весьма искусной в этом деле.
Можно представить, весело ли прошло время за обедом. Даже Мюрдок, видя, как все громко смеялись, улыбался, а его улыбка была ведь равносильна солнечному лучу в морозный день.
Малыш приходил в восторг от елки, поставленной посреди стола, разукрашенной, с сиявшими среди ветвей огнями.
И вот бабушка сказала ему:
— Поищи-ка под ветвями, дитя мое, не найдется ли там чего-нибудь для тебя!
Малыш не заставил себя долго просить, и какую он испытал радость, как покраснел, когда нашел хорошенький ирландский нож в футляре, прикрепленном к кожаному кушаку!
Это был его первый подарок в этом году, и как гордо он себя чувствовал, когда Сим помог ему надеть кушак на куртку.
— Спасибо… бабушка… спасибо всем, всем! — вскричал он, перебегая от одного к другому.
Глава десятая. ЧТО ПРОИЗОШЛО В ДОНЕГАЛЕ
Теперь надо упомянуть о том, что фермер Мак-Карти вздумал навести справки относительно происхождения своего приемыша. Ему была известна жизнь ребенка с того дня, когда сердобольные жители Уестпорта отняли его у хозяина марионеток. Но, в сущности, кто он такой? Малыш сохранил, правда, смутное воспоминание о какой-то злой женщине, у которой он жил в Донегале, и о двух бывших с ним девочках. Туда-то и решил отправиться за справками Мартен.
Все его розыски имели результатом лишь следующие сведения. В Донегальском приюте значилось, что там был взят ребенок восемнадцати месяцев, названный Малышом и отправленный в ближнюю деревню на воспитание к одной из занимавшихся этим женщин.
Мы позволим себе рассказать некоторые известные нам подробности, хотя история Малыша мало отличается от истории других подкинутых детей.
Донегаль, насчитывая двести тысяч жителей, является почти самой бедной провинцией Ольстера и даже, пожалуй, всей Ирландии. Несколько лет тому назад в нем с трудом можно было найти два тюфяка и восемь сенников на четыре тысячи жителей. На этих территориях севера нет недостатка в рабочих руках, но почва совершенно бесплодна. Даже самые настойчивые земледельцы и те поневоле отступают. Вся земля в рытвинах, состоит из каменистых слоев, песчаника, торфяных ям, пустошей, гор — Глендованских, Деривигских. Одним словом, «изорванная страна», как называют ее англичане. Многочисленные бухты, губы, представляют воронкообразные углубления, в которых свирепствуют со страшной силой бури, нагоняемые сюда океаном. Донегаль по своему расположению более всех подвержен натискам вихрей. Берега должны быть железной крепостью, чтобы устоять против этих северо-западных ветров.
И именно Донегальской бухте с портом того же названия, бухте, напоминающей своим видом пасть акулы, приходится вдыхать атмосферные потоки, насыщенные испарениями волн. Поэтому город, расположенный внутри бухты, обвеян ветром во все времена года. Ряд холмов служит плохой защитой от ураганов, наносимых океаном, и сила ветра ничуть не ослабевает, когда производит свой натиск на деревушку Рендок, находящуюся в семи милях за Донегалем.
Деревушка? Нет, даже не деревушка, а десяток изб, стоящих посреди пустоши, оживляемой ручейком-струйкой летом и обращающимся в бурный поток зимой. От Донегаля до Рендока ни малейшей проторенной дороги. Только тропинки, едва проезжие для местных таратаек, с запряженными в них ирландскими лошадьми, отличающимися осторожной, верной поступью. Редко-редко когда проедет так называемый «jaunting car». Если Ирландия и начала уже пользоваться железной дорогой, то все же тот день, когда она будет проложена по всем направлениям в графствах Ульстера, нам кажется весьма отдаленным. Да и к чему? Селения и деревеньки в нем встречаются очень редко. Переезды имеют более целью фермы, чем селения.
Однако кое-где встречаются замки, окруженные зеленью, чарующие взор своими фантастическими украшениями англосаксонской архитектуры. Так, между прочим, около мильфордских берегов, ближе к северо-западу высится барское строение Каррикхарта с прилегающими к нему девяноста акрами, составляющими собственность графа Лейтрима.
Хижины или избушки деревеньки Рендок, крытые соломой, представляют плохую защиту против зимних дождей. Они сделаны из ссохшейся грязи с примесью камней и испещрены щелями. Если бы не струйки дыма, выходящие из отверстий в крышах, никому бы и в голову не пришло, что эти конуры служили жилищем для людей. Дым этот получался не от сжигаемого дерева или каменного угля, а от торфа, извлекаемого из соседнего болота, порыжелого, с темными водяными пятнами, покрытого вереском и доставляющего единственное топливо всем бедным жителям Рендока.
Если в этой суровой местности не рискуешь умереть от холода, зато можно легко умереть с голоду. Ничто здесь не дозревает, кроме картофеля.
Но что еще может добавить к нему донегальский крестьянин? Иногда разве гуся или утку, и то скорее диких, чем домашних. Что касается дичи, зайцев, то они принадлежат лендлорду. В оврагах, правда, бродят иногда несколько коз, дающих немного молока, да черные свиньи, усердно разыскивающие скудные объедки. Свинья и является настоящим другом, самым близким домашним животным, каким считается собака в других, менее злосчастных краях. Это «джентльмен, дающий доход», по местной поговорке, передаваемой m-lle де Бове.
Вот какова внутренность одной из самых плохоньких хижин рендокской деревеньки: одна-единственная комната, запертая покоробившейся, изъеденной червями дверью; справа и слева — по дырке, пропускающей сквозь солому свет и воздух; на полу слой грязи; на стенах узоры из паутины; в глубине очаг с трубой, подымающейся до кровли; в углах подстилки из соломы. Из мебели — сломанный табурет, изувеченный стол, покрытая плесенью скамейка, самопрялка со скрипящим колесом. Из посуды — кастрюля, сковорода, несколько тарелок, никогда не вымытых, а только обтертых, да несколько бутылок, в которые набирали воду, выпив заключавшийся в них виски. По стенам висели какие-то отрепья, потерявшие вид одежды, и грязное отвратительное белье мокло в кадке или сохло на прутьях за домом. А на столе, на самом виду — пучок розог, обломанных от частого употребления.
