Жюль Верн - Малыш
Мюрдок, наблюдавший за ним, сказал только:
— Дайте ему объясниться!
— Да, — прибавила бабушка, — скажи нам, что ты хочешь зарабатывать?., деньги?
Малыш утвердительно кивнул.
— Сколько же… крону в день?.. — сказала Китти.
— О, сударыня!..
— В месяц?.. — спросила фермерша.
— О нет…
— В год, может быть? — сказал Сим, разразившись смехом. — Крону в год?..
— Однако чего же ты хочешь, мальчик! — уже серьезно сказал Мюрдок. — Я понимаю, что тебе захотелось зарабатывать, как это мы делаем все. Как бы мало ты ни получал, все же это приучит тебя считать деньги. Но что же ты хочешь?.. Пенни… Один коппер в день?..
— Нет, господин Мюрдок.
— Ну, тогда объяснись!..
— Я бы хотел, господин Мартен, чтобы вы каждый вечер давали мне камешек…
— Камешек?.. — вскричал Сим. — Уж не хочешь ли ты из камешков составить себе состояние?..
— Нет… Но это мне все же доставит удовольствие, а затем, через несколько лет, когда я буду большой, и если вы будете довольны мною…
— Решено, Малыш! — поддержал его Мартен. — Мы тогда променяем твои камешки на пенсы или шиллинги!
Все поздравили Малыша с блестящей мыслью, и в этот же вечер Мартен Мак— Карти дал ему камешек, один из тех камешков, каких в Кашене оставалось еще целые миллионы. Малыше старательно спрятал его в большой глиняный горшок, который дала ему бабушка и который он превратил в копилку.
— Странный ребенок! — сказал Мюрдок отцу.
Да, на его хорошую натуру не могли повлиять ни дурное обращение Торнпиппа, ни дурные советы школьников Ragged school. Наблюдая за ним, семейство признало его хорошие задатки. Он не лишен был даже веселости, свойственной национальному темпераменту ирландцев и встречаемой даже у последних бедняков бедной Ирландии. Но он, однако, не был одним из тех мальчишек, которые готовы шалить целый день и вечно рассеянны, точно следят за полетом мухи или птицы. Он во все вдумывался, вникая в суть вещей, всех расспрашивая и желая все знать. Взор его был пытливый. Какую бы он вещь ни нашел, хотя бы просто булавку, он всегда поднимал ее и прятал, точно это был шиллинг. Он берег одежду, заботясь, чтобы она была всегда чистой. Все принадлежности его туалета были в большом порядке. У него была врожденная любовь к чистоте. Он отвечал вежливо, когда с ним разговаривали, но не стеснялся расспрашивать, если чего-нибудь не понимал. В то же время он сделал большие успехи в грамоте. Арифметика давалась ему особенно легко; это не значило, что он был одним из тех детей-феноменов, которые, выказывая необычайные способности в детстве, делались в зрелом возрасте самыми заурядными людьми; он только легко соображал в уме то, для чего другие дети прибегали бы к перу. И Мюрдок не без удивления должен был сознать, что всеми поступками Малыша руководил недюжинный ум.
Надо заметить, что благодаря урокам бабушки он вскоре усвоил учение католической церкви, пустившей крепкие корни в Ирландии. И ежедневно читал с усердием утренние и вечерние молитвы.
Зима подходила к концу — холодная, с сильным ветром, налетавшим ураганом, проносившимся, как смерч, по долине Кашена. Сколько раз обитатели фермы дрожали за крыши, которые угрожали быть сорванными, за крытые соломой строения, готовые рухнуть! Просить же управляющего Джона Эльдона их исправить было бы совершенно излишним. Поэтому Мартен и дети его заботились об этом сами: все время что-нибудь чинили или замазывали.
Женщины занимались своим делом: бабушка пряла, сидя у очага, Мартина и Китти смотрели за скотом и птицей. Малыш помогал им, чем мог. Будучи еще слишком мал, чтобы ходить за лошадьми, он избрал себе старого осла, упрямого, но доброго. Заботился о том, чтобы осел был всегда чист, за что и получал похвалы от Мартины. Овец всех пересчитал, записал, сколько их было — сто три, в старой записной книжке, подаренной Китти. Его склонность к подобному подсчету развивалась все сильнее, и можно было подумать, что это явилось следствием уроков, преподанных ему О'Бодкинсом в Ragged school.
Это влечение к подсчету всего яснее обнаружилось в тот день, когда Мартина пошла за яйцами, оставленными на зиму.
Фермерша, набирая яйца, была вдруг остановлена Малышом, вскричавшим:
— Не эти, не эти, госпожа Мартина!
— Почему не эти?
— Потому что так будет не по порядку.
— При чем же тут порядок? Разве яйца не все одинаковы?
— Конечно, нет! Вы вот взяли сорок восьмое, тогда как надо начинать с тридцать седьмого… Посмотрите.
Мартина увидела, что на каждом яйце стоял номер, написанный чернилами. Так как фермерше нужно было двенадцать яиц, то она должна была брать их по номерам, то есть начиная с тридцать седьмого до сорок восьмого, а не с сорок восьмого до пятьдесят девятого. Похвалив ребенка, она взяла яйца по очереди.
Когда она рассказала об этой истории домашним за завтраком, все присоединились к ее похвалам, а Мюрдок спросил:
— Малыш, а ты сосчитал ли кур и цыплят?
— Конечно, — ответил ребенок и, вынув из кармана книжку, добавил: — У нас сорок три курицы и шестьдесят девять цыплят!
— Тебе остается лишь сосчитать, сколько зерен овса в каждом мешке! — засмеялся Сим.
— Не смейтесь над ним, дети! — заметил Мартен Мак-Карти. — Это доказывает, что он любит порядок, а порядок в маленьких вещах ведет за собой аккуратность в более важных!
Затем, обращаясь к ребенку, он прибавил:
— А твои камешки, камешки, которые я тебе даю каждый вечер?
— Я их прячу в горшок, — ответил Малыш, — и у меня их уже пятьдесят семь.
Действительно, прошло уже пятьдесят семь дней, как он был на ферме.
— Ого! — сказала бабушка. — Это составляет пятьдесят семь пенсов, если считать каждый камешек по пенсу…
— Подумай, Малыш, сколько бы ты мог купить на эти деньги пирожков?
— Пирожков?.. Нет, Сим… Я предпочел бы купить красивых тетрадей!
Год близился к концу. После ноябрьских вьюг наступили сильные холода. Толстый слой замерзшего снега покрывал землю. Малыш приходил в восторг от белых деревьев с ледяными сосульками. А причудливые красивые узоры на стеклах окон! А замерзшая река с целой грудой нагроможденных льдин, высившихся ледяными горами! Конечно, картина эта не была для него новостью, он не раз видел ее, бегая по улицам Галуея. Но в ту печальную пору его существования он был едва одет, бегал босой по снегу, и холод пронизывал его насквозь. Из его глаз капали слезы, руки синели и пухли. Когда он возвращался в Ragged school, для него не хватало места у огня.
Каким счастливым он себя теперь чувствовал! Какое блаженство жить между людьми, которые любили его! Казалось, их ласка согревала его больше, чем теплая одежда, здоровое кушанье и яркий огонь в очаге. Его окружали добрые, сердечные люди. У него были теперь и бабушка, и мать, братья, родственники. И он думал о том, что никогда уже не покинет их. Он будет трудиться среди них и будет жить наконец своим трудом, как сказал ему однажды Мюрдок, — и эта мысль уже не покидала его.
