В старом Китае - Василий Михайлович Алексеев
Все настоятельно советуют ехать в Линъяньсы: большой монастырь, хорошая, славная местность. В археологическом описании, которым все время пользуется Шаванн, говорится о монгольской надписи, находящейся в этом храме, и мы решаем завтра же ехать туда.
Засыпаем под свист флейты и пение: это музыканты залезли на стену и стараются вовсю.
16 июня. По дороге впервые встречаю культ древнего дерева (дендролатрию) и вселившегося в него духа. Перед коренастым ветвистым деревом каменный алтарь и обычные для божества надписи вроде: «Если попросишь — обязательно исполнится».
В Линъяньсы едем на специально нанятых ослах по ужасной каменной дороге.
Монастырские земли начинаются далеко от ворот Линъяньцзинцзан. Расспрашиваю крестьян (с трудом). Оказывается, они работают исполу на самых кабальных условиях: половину себе, половину монахам. На эти-то труды и содержится знаменитый грандиозный монастырь.
Кругом горы. Перспектива чудесная, величественная. Горы в закатном сиянии оделись в нежные гармонические цвета и плывут перед глазами, укладываясь мягкими, покойными складками. Издали виднеется прелестная пагода в кипарисовом лесу. Какое восхитительное местонахождение, полное поэзии, приволья! И это не исключение: все буддийские монастыри расположены, как правило, в самых живописных горных местах Китая. Очарование буддийских монастырей давно привлекало поэтов, и уже в Танскую династию появляются поэты-монахи, ушедшие от суетной и пошлой жизни китайской служивой интеллигенции в леса и горы, дабы воспевать одну природу в ее чистоте и величии.
Подъезжаем. Храм огромный, светлый. Навстречу высыпают бритоголовые хэшаны в черных хламидах, которые лишь подчеркивают их откормленные, пышущие здоровьем физиономии.
Расспрашиваем о монгольской надписи — ничего не знают. Идем осматривать. Обилие памятников, правда, позднейших эпох, поражает. Шаванн нашел дерево, освященное Сюань-чжуаном, знаменитым китайским путешественником VII в., который ездил в Индию за буддийскими книгами и оставил тщательные описания мест в географическом и историческом аспекте. Дерево Сюань-чжуана — это огромная развесистая белая туя, которых здесь вообще великое множество.
Ползем наверх со страшными усилиями. Послушник, разговорчивый малый, ведет нас повсюду, в том числе и на кладбище монахов, где среди деревьев утопают ступы и памятники с высокопарными надписями всех веков. Наверх карабкаемся по разрушенной лестнице. В скалу врезаны широкие надписи, увы, позднейшие, а мы искали монгольские.
Беседуем с любезным послушником, дарим ему складные ножницы, и тот в безумном восторге: спускается по головоломной лестнице, не глядя под ноги, и все любуется ими.
Хэшаны встречают нас криками: «Нашли! Нашли!» Ведут. Оказывается, действительно, памятник Юаньской династии. И он, конечно, погребен в свалке мусора! Мы в восторге, что удалось вызволить эту ценную для науки вещь. Теперь она будет фигурировать в альбоме Шаванна.
Китайские ученые всегда относились к вторгшимся кочевникам, владевшим ими, с полным презрением. И законно, ибо все захватчики-династы, покорявшие Китай и в III в. до н. э., и в IV в. н. э., и в X, и в XI, и в XIII (монголы) и в XVII (маньчжуры), — все эти мелкие наполеоны и наполеониды, обрушивавшиеся на Китай, имели одну и ту же общую участь: они вырождались в нуль, оставляя Китай таким же мощным культурным массивом. Весьма прискорбно, однако, что это законное презрение к захватчикам уже незаконно распространилось и на их письменность, лишенную иероглифов. Китайская наука не интересуется подобными памятниками, государство же одинаково равнодушно ко всему вообще, и вот древние каменнописные памятники валяются в мусоре, служат мостовой, стиральными досками, рычагами колодцев, а не далее как вчера в Сяотаншаньском храме мы видели тоже юаньский камень с весьма тонкой резьбой, который украшал стены... уборной.
Вечером весь персонал за нами стремительно ухаживает. Погонщики ослов, слуги, послушники (игривый и веселый народ), какой-то гость, славный и симпатичный китаец Чжан, который, увидев нашу ученость, относится к нам прямо-таки подобострастно, сидят с нами в беседке, покрытой виноградом, и, беседуя, ужинают. Каждый норовит сказать нам что-нибудь приятное, изобрести какой-нибудь комплимент нашей «тонкой учености».
Образование, особенно в утонченном его виде, ни протяжении веков всегда считалось самым достойным занятием, и глубочайшее уважение к умственному труду стало, воистину, национальной чертой китайцев.
Ложась спать, высказываем свои тайные опасения относительно клопов. «Мы сами здесь живем. Это не гостиница. Откуда взяться всей этой дряни?» — говорит послушник. Мы тронуты любезностью. Клопов, действительно, не оказалось. Монашеские кельи ничуть не хуже жилых домов.
17 июня. Просыпаемся рано утром. На просторном красивом монастырском дворе монахи, выстроившись шеренгой, чистят рот щетками. Отправляемся делать слепки с памятников. Первые опыты раздражали обоих. Потом под умелым руководством Цзуна дело пошло на лад. На прощанье данцзяды (хозяин) заколол барана. Отменный отвальный обед сопровождается все тем же потрясающим радушием. И вот мы снова в пути. Ужасная дорога, возмутительная. Жар, пот, жажда. Выпиваем флягу за флягой, чашку за чашкой. Пот струится градом в полном смысле этого слова.
Шагаю по жаре, мечтаю, обдумываю мою жизнь. Как хорошо чувствовать себя свободным от повседневности, от эфемерных желаний удобств и богатства. Жажду одного: развивать и насыщать свой интеллект.
Проезжаем мимо довольно импонирующей группы гор. Это знаменитый Тайшань, культ удела Лу (родины Конфуция). Местность у его подножия славится храмами и служит пристанищем оккультных созерцателей, ибо гора Тай — последняя инстанция подземного судилища. Однако что это за горы?! Извозчик говорит: «Это издали кажется низким, вблизи же — ух, как высоко!» Типично.
Подъезжаем к Тайаньфу. Люднее и люднее деревни. Наконец, стены. Обретаем себе наилучшее до сих пор пристанище. Моемся с наслаждением, граничащим с исступлением. Затем отлично обедаем огромной курицей.
Приходит славный малыш — сын хозяина, и я долго и с удовольствием с ним беседую. Вот из кого следовало бы создавать передовые ряды китайской интеллигенции!
В сопровождении мальчугашки идем в лавки покупать хуары — лубочные картинки. Нас изрядно надувают (на то мы и европейцы), но не в этом дело. Купили заклинательное изображение Чжан Тянь-ши и его амулет. Картинка печатана с деревянной доски и представляет собой порождение весьма грубой и вместе с тем интересной для наблюдения фантазии.
