Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
Впереди ожидалась остановка, так как в связи с просьбой о двух днях, которые нам были обещаны, капитан высаживал нас напротив Камышина ― в Николаевской, деревушке на левом берегу Волги. Мы должны были подойти туда к девяти часам утра. За час до прибытия, предупрежденные капитаном, мы велели поднять на палубу немногое из багажа, необходимое на время экскурсии.
* * *Итак, мы высадились в Николаевской и направились к дому почтовой станции с подорожной в руке. Кажется, уже говорилось, что подорожная ― приказ русских властей начальникам почтовых станций давать лошадей ее предъявителю. В России больше не возьмешь почтовых лошадей без подорожной; как во Франции не попутешествуешь без паспорта. Подорожные выдаются на более или менее длительный срок, действительны для разъездов на большие или малые расстояния. Моя подорожная была взята в Москве; ее выдал мне губернатор ― граф Закревский[267], который никогда не позволил бы мне появиться в Москве, не будь сильной руки. А так как мое пребывание в городе, подвластном губернатору, было ему тем более неприятно, что являлось в известном роде ему навязанным, то стоило запросить подорожную, знаменующую отъезд, как он выдал воистину княжескую подорожную, чтобы обеспечить мне в пути, насколько возможно, быстрое обслуживание.
При виде нашей подорожной смотритель не пошевелился, чтобы выделить нам пятерку испрашиваемых у него лошадей; обычные трудности. Вообще нет большего жулика, чем начальник почты, если только их не двое. Поскольку лошади в низкой цене ― за каждую берут по две копейки (шесть лиардов[268]) с версты ― смотрители, в общем-то, занимаются дурными делами: в конечном счете, стремясь вознаградить себя, несмотря на дешевизну лошадей, идут на всевозможные ухищрения, чтобы три шкуры содрать с путешественников; те, кто к путешествиям расположен, годятся для того, чтобы им заявить, что конюшни пусты, но что они могут раздобыть лошадей по соседству. Только, добавляют они, лошади принадлежат частникам, и те отдают их внаем за двойную почтовую цену. Попадись вы хоть раз в эти тенета, вы ― потерянный человек. От кучера начальнику почты и от начальника почты кучеру передают вести о вашем простодушии, и почти всегда вам придется за это расплачиваться.
Но если у вас есть какое-нибудь представление о почтовых законах в России, то вы мне скажете:
― Каждый начальник почтовой станции[269], даже в самой маленькой деревеньке, обязан держать на конюшне, по меньшей мере, три тройки, то есть девять лошадей.
Если же вы очень сильны в почтовых законах России, то вы добавите:
― У каждого начальника почты, сверх того, постоянно находится на столе опечатанная, скрепленная восковой печатью округа, почтовая книга от корешка на шнуре, перерезать который ему недвусмысленно запрещено. Он лишается аттестата, если восковая печать сломана, и starostat [надо полагать, он же] не приводит достаточно доводов к ее нарушению. В этой книге он указывает число едущих пассажиров и количество лошадей, которых они взяли.
Да, все как надо; но так как никто и никогда не проверяет книгу, то они могут держать эту книгу в руке и ― ни лошадки на конюшне.
Русские, у которых есть опыт разъездов по своей стране, встречая подобные виды препятствий, обычно сверяются по книге не пером, а нагайкой; после пяти-шести ударов нагайкой почти всегда на конюшне находится тройка. Нагайка ― плетка, которой по обыкновению обзаводятся в день, когда берут подорожную. Придет время, и будут снабжать пассажира тем и другим для удобства в одном и том же бюро. В 1858 году это продавали еще по отдельности.
Иностранные путешественники, нужно отдать им должное, испытывают отвращение к поведению такого рода, но позже, видя, что становятся жертвами собственной филантропии, воспринимают мало-помалу нравы страны.
Запомните хорошенько, что от Екатерины II смотрители имеют офицерский ранг.
Плетка, принуждающая смотрителя предоставлять лошадей, имеет еще одно применение: заставлять лошадей идти, стегая не по их спинам, а по спине кучера.
В России все не так, как в других краях; но когда хорошо узнаешь Россию, достигаешь намеченной цели. Лишь дорога немного длинней и неровней, вот и все. Через пять-шесть тысяч верст пути по России нужда заставит купить новую плеть, хотя не припомнится ни одного удара по крупу лошади.
Приводимые нами детали ― чистая правда и вызывающая крайность. Справиться об этом можно у любого встречного подданного его величества императора Александра.
* * *Нам предстояло проехать 260 верст. Почти 65 французских лье. По ровной степной дороге можно было бы одолеть эти шесть десятков лье за день, если бы не терять по два часа на каждой станции.
Крест на шее, который всякому русскому служащему говорит о полковничьем ранге, сокращает ожидание примерно на полчаса; орденская звезда поверх одежды, которая указывает на генеральский ранг, сокращает то же время приблизительно на час.
В России всем заправляет чин.
Чин ― перевод французского слова «ранг». Только в России ранг не зарабатывается, он приобретается; мужчины там служат в соответствии с чином, а не личными достоинствами.
По словам одного русского, чин еще и настоящая оранжерея для интриганов и жуликов. Вот русская иерархия[270] и способ, которым поднимаются вверх: губернский секретарь, коллежский секретарь, титулярный советник, коллежский асессор, надворный советник, коллежский советник, статский советник, действительный статский советник, тайный советник, действительный тайный советник 2-го класса, действительный тайный советник 1-го класса.
Россия ― страна, где больше всего советников и которая меньше всего требует советов.
Ну, ладно, все эти титулы служат чино-ступенями и дают звания по аналогии с армейскими. Таким образом, если для капитана уже запрягли лошадей в экипаж, и приезжает полковник, то нужно выпрячь лошадей из экипажа капитана и заложить его экипаж. Так же поступает генерал по отношению к полковнику и маршал ― к генералу.
В моей подорожной значилось: «Господин Александр Дюма, французский литератор». Итак, поскольку слово литератор, возможно, не имеет русского эквивалента, и было написано по-французски, и так как ни один начальник почты не знал, что такое литератор, то Калино переводил это звание как генерал, и мне воздавали соответственно моему чину.
Нет ничего более унылого, чем эти плоские, покрытые серым вереском, настолько совершенно безлюдные равнины, что выдается случай увидеть силуэт всадника на горизонте, и вы едете иногда 30-40 верст, и хоть бы птица взлетела на вашей дороге. Между первой и второй станциями мы приметили несколько киргизских палаток. Как и калмыцкие, они ― войлочные и пирамидальной формы, с отверстием наверху, чтобы выходил дым.
