Луи Буссенар - Охотники за каучуком
При этих словах Луш спустился с гамака, шатаясь, подошел к костру и взял за деревянную рукоять мачете, погруженное в горящие угли. Лезвие было раскалено и светилось, как огненный меч.
— Ну, теперь Шокол…
— Ну, теперь Шокол…
Но он не договорил, мачете выпало у него из рук. Луш попятился, словно наступил на гремучую змею, и замер при виде высокого мужчины с ружьем за спиной, со скрещенными на груди руками, который появился перед бандитом как грозное видение. Крики и проклятия замерли на устах напуганных разбойников. Мертвая тишина воцарилась на поляне.
— Я запрещаю вам прикасаться к этому человеку, — сказал незнакомец звучным голосом по-французски.
ГЛАВА 8
«Ко мне!..» — Геркулес делается стратегом. — Новый Самсон. — Пойманы в ловушку. — Кавалерия каторжников. — Оседланные быки. — Кураре. — Безмолвная смерть. — Бесполезная борьба. — Пленные. — На привязи. — Подлость. — Возвращение. — Последние эпизоды эвакуации. — Предусмотрительность. — Через Спорную Территорию. — Новые рекруты. — Поимка животных. — Исповедь Шоколада. — «Дайте мне дело!» — Условное прощение. — Каждому по заслугам. — Принудительные работы.
При этих словах молодого человека, чье неожиданное появление так испугало бандитов, чары рассеялись, Геркулес первым овладел собой.
— А, да ты один, ладно же, я тебя как спичку переломлю, — яростно завопил он. Но Шоколад, который чудом избег ужасной пытки и увидел опасность, грозившую его нежданному спасителю, закричал:
— Перережь мои веревки, нас будет двое…
— Ко мне!
Негры и индейцы, скрывавшиеся в тени, кинулись на крик своего хозяина. Геркулес был изумлен еще больше, чем в начале сцены, при виде ружей и сарбаканов, нацеленных на всю шайку.
— Тысяча чертей! — завопил Луш. — Мы попались. Спасайся кто может!
— Стоять! — скомандовал Шарль громовым голосом. — Сдавайтесь, или вы погибли!
Но в голове Геркулеса, при виде гибельной опасности, мгновенно созрел коварный план.
— Ладно, ладно! — ворчливо забормотал он. — Покончим дело миром.
Но вот что он шепнул на ухо Лушу:
— Ты вместе с другими становись позади меня и, по моему знаку, бегите к быкам!
Все это заняло не больше десяти секунд. И вдруг Геркулес, опершись на один из столбов, резко выпрямился. Он напряг свои могучие мускулы, налег на столб с невероятной силой и торжествующе закричал:
— Спасайтесь, товарищи! Они в ловушке!
В тот же миг рухнуло ветхое строение, погребая семерых человек под грудой обломков и прогнивших листьев, из которых была сделана крыша хижины. Пока люди Шарля старались выбраться из-под обвала, каторжники и мулаты в несколько прыжков достигли поляны. Там находилась их «кавалерия», предмет восхищения Луша. А иначе говоря — дюжина некрупных быков, привязанных бок о бок и сохранявших неподвижность, страшную для каждого, кто был знаком с неукротимым нравом этих диких обитателей саванны. Но бедные животные не могли выказать свой буйный нрав, так как у каждого из них было продето сквозь ноздри веревочное кольцо, а к нему крепились еще две веревки в виде удил. Достаточно было потянуть эту уздечку вправо или влево, и четвероногие шли в нужном направлении. Ноздри у них — самое чувствительное место, и вполне понятно, что это варварское приспособление способно заставить повиноваться даже самого свирепого быка.
Беглецы мгновенно перерезали привязи, державшие быков. Вскочив им на спины и ухватившись за поводья, они помчались через поляну, торжествующе вопя. Но радость эта была недолгой. Едва бандиты достигли центра поляны, как услышали короткие, резкие, свистящие звуки, похожие на шелест тростника. И в ту же минуту троих быков, мчавшихся впереди других с опущенной головой и вытянутым хвостом, обуяла паника. Через несколько секунд тот же страх охватил еще одну троицу, затем еще одну. Они отказались повиноваться всадникам, если это слово подходит для человека, сидящего на быке, хотя те безжалостно рвали им ноздри и угощали ударами ножей. После упорной борьбы удалось наконец укротить животных, но они бежали уже без прежней резвости, жалобно мыча и спотыкаясь. Проклятия вырвались из уст каторжников, не понявших смысла этого явления, но уже ощутивших его последствия.
— Тысяча чертей! — выходил из себя Луш. — Эта чертова скотина нам все испортила, и теперь колонист со своими черномазыми перестреляет нас, как кроликов.
— Ну-ка! Попытаемся добраться до леса! — кричали остальные, еще более напуганные, чем раньше.
— Все это без толку, товарищи, — сказал один из мулатов на местном наречии. — Наши быки ранены стрелами, смоченными ядом кураре. Через несколько минут они падут, от этого яда нет спасения. Бежать дальше было бы безумием. Под деревьями скрываются индейцы, мы теперь в их власти.
— Но что же делать, черт побери?
— Поглядите-ка, — продолжал мулат хладнокровно, показывая на своего павшего быка. — Видите этот маленький колышек, обмотанный белым шелком, который торчит у быка в морде? Не прикасайтесь к нему! Это индейская стрела, она убивает вернее пули из карабина, страшнее, чем гремучая змея. Все наши быки ранены подобным образом. Через пять минут они подохнут.
И действительно, животные падали один за другим, мотали головой, водили гаснущими глазами, корчились и застывали. Все было кончено. Поляна напоминала бойню. Каторжники, у которых еще оставались мачете, боясь жестокой мести, решили, по крайней мере, дорого продать свою жизнь. Мулат же, не разделявший их воинственного порыва, наоборот, советовал сдаться на милость победителя.
— Если бы этот белый хотел нашей смерти, — говорил мулат вполне резонно, — он бы приказал индейцам стрелять в нас, а вовсе не в быков. И теперь бы мы так же корчились и ворочали глазами, как наша скотина. Значит, он хочет нас взять живыми.
Возразить на такой разумный довод было нечего, тем более что Шарль и его спутники уже выбрались из-под обломков хижины и приближались, не спеша и уверенно. За ними, прихрамывая, плелись Шоколад, араб и мартиникиец, на ходу растирая руки, занемевшие от веревок. Трое индейцев, продемонстрировавшие удивительную меткость, тоже вышли из-за деревьев, потрясая сарбаканами.
Шарль остановился в нескольких шагах от бандитов, навел на них револьвер и спокойно сказал:
— Бросайте оружие.
Его решительный вид доказывал, что всякое сопротивление бесполезно, и каторжники поторопились повиноваться.
— Теперь подходите по одному. Ты, Табира, возьми веревки от гамаков и крепко свяжи этим людям руки за спиной.
