Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.
– Не знаю, как они воссядут от Якутска на лошадей верхом, – озабоченно говорил Шелихов. – Доедут ли с непривычки?
Выбирали лошадей сами монахи.
– Мне посердитее, – потребовал высокий, с лихорадочно сверкающими глазами фанатика иеромонах Ювеналий, из горных офицеров. – Они, сердитые-то, выносливее.
– Отец Ювеналий, куда же вам такую мышь? – уговаривал его иеродиакон Стефан. – Ногами по кочкам молотить будете – искалечитесь...
– Не твое дело, – бурчал Ювеналий, подходя к облюбованной лошаденке.
Но не успел он ухватиться за гриву и занести ногу, как вскрикнул от боли: «мышь» укусила его за икру.
– Вот чертяка!..
В устах Ювеналия упоминание черта было так неожиданно, что монахи дружно захохотали.
Длинная костлявая фигура аскета, нелепый на ней якутский костюм и прямая (как палку проглотил) посадка еще долго смешили людей.
Вслед за проводниками двинулись миссионеры по узкой тропочке молчаливой тайги. Архимандрит лежал в качалке, прикрепленной на длинных жердинках к двум идущим гуськом лошадям. Сидеть в ней было нельзя, но утомительно было и лежать: лошади шли не шаг в шаг, жестоко трясло, от непрерывной качки тошнило. Архимандрит оценил этот способ передвижения только через несколько дней, когда научился засыпать. Но раз научившись, спал беспросыпно... Двигались почти целыми сутками, на привалах валились на землю и тут же забывались мертвецким сном до рассвета, задыхаясь от жары под волосяными сетками, которых не снимали... От несметной мошкары не спасал даже густой дым костров.
Близился август. Короче стали дни, прохладнее ночи. Дорога казалась бесконечной. Да она и в самом деле была такой. Для верности ехали сухим путем, через Юдомский Крест. Тут путников неожиданно обнадежили: до Охотска каких-нибудь двести верст.
Прибыли ночью прямо в контору Шелихова. Сонный и недовольный Василий, тот самый, который после охотской истории при возвращении Григория Ивановича с островов валялся у него в ногах, вымаливая себе прощение, засуетился, стараясь устроить удобный ночлег наехавшей дюжине гостей, людям при лошадях и усталым коням. Василий фактически уже давно стал управляющим Охотской конторой. На нем и доверенном Голикова Полевом лежал надзор за постройкой кораблей и их снаряжением. Они же опекали прибывших из разных мест промышленных. Во всех уголках было людно и тесно.
– Как корабли? – не поздоровавшись, спросил брата Шелихов.
– Спущены на воду, нагружены и стоят на рейде, – отвечал Василий.
– Людей много ли? Промышленные, больные?
– Людей много, больше двухсот. Больных, благодарение богу, нет. Старых промышленных пришлось принять шестьдесят...
– Чужих много? – озабоченно наморщился Шелихов. Он боялся «чужих», которые приходили из конкурирующих компаний, – их подсылали шпионить на промыслах и вредить.
– Только два от Ласточкина и один от Мыльникова.
– Надежны?
– Не дюже... Других нет.
– Завтра собери, посмотрю сам. Чужих проверю...
На другой день монахи поднялись поздно и жадно набросились на Резанова с расспросами о кораблях.
– До посадки кораблей не увидите – невидимки, – пошутил Резанов. – А впрочем, пойдемте, – и повел их к реке.
Далеко на рейде, километрах в пяти, видны были неясные очертания двух судов: большего – «Трех святителей» и меньшего – «Екатерины». Монахи остановились и молча созерцали захватывающую картину гладкого, как стекло, бирюзового залива.
– Ветерок, господи, как хорошо! – вдохновенно сказал Ювеналий. – Смотрите, смотрите...
Вдали как будто кто-то острым инструментом прочертил по линейке тонкую прямую серебряную полоску.
– Это не ветер, – пробурчал, проходя мимо, какой-то старик. – Прибой начал шалить...
Полоска ширилась на глазах. Не прошло и минуты, как изумленные монахи стали различать, что полоской кажется быстрое течение к морю из залива. Вода стала падать, но вдруг остановилась, загороженная высокой и грозной водяной стеной с моря.
Стена стояла неподвижно. Проходил час за часом, она не обрушивалась на залив, но и не уходила. Увлеченные ее созерцанием, зрители не заметили, как падал уровень воды. Он казался им тоже неподвижным, а между тем опускался все ниже и ниже, обнажая песчаные мели островов и мысов, пересеченных во всех направлениях узенькими полосками ручейков. Далекие мачты судов покосились, как будто корабли повалились набок.
В море появилась на синем фоне воды резкая белая полоска. Она приближалась к ясно обозначившемуся обмелевшему устью реки, сначала окаймляла его широкой дугой, а потом, выпрямившись, с шумом обрушивалась на русло, подымая беспорядочные кипящие буруны, не дающие пощады застрявшим на отмелях залива судам.
– Что притихли? – спросил тот же старик, возвращаясь – Видите, никого в устье нет – все попрятались. Тут море не шутит... И так дважды в день. Кораблей у нас тут, лодок гибнет каждый год – счету нет. Вишь, куда их ставят, – указал он на выпрямившиеся мачты «Екатерины» и «Трех святителей». – А туда добираемся, когда воды много. Ну, тут торопиться надо. Не успеешь – погибнешь, – добавил он и ушел.
– Налюбовались! – ехидно заметил Стефан. – Пошли...
– Послезавтра погрузимся, – объявил вышедший из конторы Шелихов. – Завтра съезжу, проверю, все ли в порядке. Хочу я, – обратился он к Резанову, – человек сто доставить вместе с миссией на Кадьяк, а несколько семейств с десятками двумя промышленных отправить к Японии, на Курильский остров Уруп. Там можно и промыслом заняться и торговлишку с японцами попытать – сами предложили прислать корабль.
– Ну что же, в добрый час, – сказал Резанов.
– Все дело в начальнике... Есть у меня один на примете, но что-то сумнительным кажется. Хотите, вместе посмотрим...
До поздней ночи сидел Шелихов за конторскими книгами и счетами. Но главное было не здесь – книги говорили только о количестве... А что именно погружено? А качество? Проявленная Василием суетливость вызывала подозрение: ведь товаров, купленных на ярмарке Василием, он не видал.
На рассвете Шелихов вскочил и разбудил Василия.
– Приготовься ехать со мной. Побуди Полевого, может, и он соберется.
Василий смутился.
– Ночью? Кораблей не найдем – туманит.
– Светает уже... Найдем...
Собрался и разбуженный Полевой.
Корабли Шелихову понравились: надежные, из крепкого мелкослойного леса. Такелаж тоже не вызывал сомнений в добротности.
Спозаранку познабливало – Полевой зябко кутался в плащ.
– Тесновато, – заметил Шелихов, оглядывая предназначенные для миссии каюты. – Да что ж, в тесноте, да не в обиде. Привыкнут...
«Неужто товар из трюма начнет вытаскивать?» – с тревогой думал Василий.
