Джон Теннер - Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера
Так жили мы в нужде, находясь постоянно на грани голодной смерти, пока наконец в факторию не пришел мужчина из племени маскегов[44], или болотных индейцев, по прозвищу «Курильщик». Застав нас в столь бедственном положении, он предложил отправиться вместе с ним в его края. Этот индеец обещал добывать для нас дичь, а весной проводить обратно до фактории.
Мы пошли с ним на запад и, затратив на дорогу целых два дня, прибыли в местность, называемую Ве-сау-ко-та-си-би, что означает «река Сожженного Леса», где стоял его шалаш. Он приютил нас под своей крышей, и, пока мы у него оставались, нам не приходилось испытывать нужды. Таков и поныне обычай, распространенный у индейцев, живущих вдали от белых. Но оттава и другие индейцы, осевшие вблизи поселений белых людей, стали на них походить и дают что-либо лишь тем, кто может за это заплатить. Если теперь, когда с той поры прошло много, много лет, кто-нибудь из семьи Нет-но-квы встретит кого-либо из родичей Курильщика, то назовет его братом и будет относиться к нему по-братски.
Едва мы вернулись к волоку, как другой индеец из того же рода маскегов предложил нам отправиться вместе с ним к большому острову на озере Верхнем, где, по его словам, водилось много карибу[45] и осетров. Он не сомневался, что там ему удастся обеспечить нас всем необходимым. Итак, мы последовали за ним, тронувшись в путь ранним утром, и достигли острова еще до наступления темноты, хотя шли против ветра. На острове в углублениях скал мы нашли так много яиц чаек, что не могли их все собрать. Тотчас после нашего прибытия мы закололи копьем двух-трех осетров, так что действительно голодать не пришлось. На следующий день Ва-ге-ма-вуб, которого мы называли шурином, так как он был дальним родичем Нет-но-квы, пошел на охоту и вечером вернулся с двумя карибу. Нам пришлось идти целый день, чтобы добраться от берега острова до большого озера, в которое впадает маленькая речушка. Здесь мы нашли бобров, выдр и другую дичь. И пока мы жили на острове, у нас всегда было достаточно пищи. Мы встретили здесь родичей Ва-ге-ма-вуба, с которыми пустились в обратный путь к волоку. У них было восемь каноэ, так что вместе с нашими образовалась группа из десяти лодок.
Ночь была тихой, и, когда мы отплывали на рассвете вода была совсем гладкой. Мы уже отошли от берега на 200 ярдов, как вдруг все каноэ остановились, а вождь обратился с призывом к Великому духу, моля его, чтобы он помог нам благополучно пересечь озеро. «Ты создал это озеро, – сказал он, – ты создал нас, твоих детей. В твоей власти успокоить воду и дать нам невредимыми переплыть на другую сторону». Так молился он минут пять-десять, а потом бросил в озеро немного табака[46], и его примеру последовали индейцы, сидевшие в других каноэ. Затем все сразу начали грести, а старый вождь затянул молитвенный гимн, смысл которого я уже точно не помню. К тому времени я позабыл свой родной язык и сохранил весьма смутное представление о религии белых.
Но я хорошо помню, что заклинания вождя, обращенные к Великому духу, произвели на меня глубокое впечатление своей торжественностью. Индейцы тоже, казалось, поддались этому настроению. Ведь находясь на огромном озере в хрупких каноэ из древесной коры, они особенно остро ощущали свою зависимость от силы, управляющей ветром и волнами. Они усердно гребли, сохраняя молчание, и еще до темноты достигли Большого волока, причем озеро все время оставалось спокойным. Я уже пользовался тогда полной свободой, индейцы совсем за мной не следили, и мне было легко оставить их навсегда. Но я полагал, что отец и все мои родные убиты, и к тому же хорошо знал, какая жизнь, полная тяжелого труда и лишений, ждала меня у белых. Ведь у меня не было там ни друзей, ни денег, ни имущества, и я боялся ожидавшей меня крайней нищеты. Между тем я видел, что у индейцев все, кто был слишком молод или слаб, чтобы охотиться самостоятельно, всегда находили себе покровителей. К тому же индейцы стали относиться ко мне с большим уважением, считая как бы человеком своей расы. Поэтому я решил хотя бы на время остаться у них. Но я всегда надеялся, что когда-нибудь вернусь к белым и буду жить среди них.
Итак, мы опять возвратились к волоку, откуда нас дважды увозили гостеприимные маскеги, и должны были решить, что же делать дальше. Наша мать приняла наконец решение осуществить первоначально задуманный поход к реке Ред-Ривер. Но мы узнали от одного купца, что зять Нет-но-квы, отделившийся от нас еще на озере Мус, когда мы остались там с Ке-ва-тином, был убит во время попойки каким-то стариком. Купцы довезли вдову до озера Рейни-Лейк, и она просила передать, чтобы мы к ней присоединились. Это сообщение было еще одним поводом поторопиться с отъездом на Ред-Ривер, и мы решили отправиться в путь без промедлений.
Свое каноэ мы до этого сообщения одолжили купцам, которые нагрузили его тюками с товаром и послали на Ред-Ривер. Так как у них было еще несколько лодок, Нет-но-ква попросила посадить в каждую из них по одному-два члена своей семьи до встречи с нашим собственным каноэ. Через пару деньков мы встретили французов, плывших на нашем каноэ, но они отказались вернуть нам его. Тогда Нет-но-ква взяла лодки без их согласия, нагрузила нашим имуществом, и мы отправились дальше. Французы не осмелились возражать Нет-но-кве. Мне никогда не приходилось встречать среди индейцев другого человека, будь то мужчина или женщина, который пользовался бы таким авторитетом, как Нет-но-ква. Она делала все что хотела как с белыми купцами, так и с индейцами. Объяснялось это, вероятно, тем, что она всегда поступала правильно и справедливо.
Прибыв к Рейни-Лейк, мы нашли там дочь старой индианки у приютивших ее людей, но она была в весьма плачевном состоянии. Нет-но-ква долго обсуждала с ней положение, в каком оказалась наша семья, рассказала о наших несчастьях и потерях, о смерти мужа и сына. Говорила мать и о том, что оба оставшихся в живых сына еще очень молоды, но уже кое на что годятся, и поскольку она проделала такой долгий путь на Ред-Ривер для охоты на бобров, то отнюдь не намерена возвращаться назад. Мы с братом слушали этот разговор с большим интересом, хотя нашего мнения никто не спрашивал.
Поскольку было решено идти к реке Ред-Ривер, мы продолжили наше путешествие к Лесному озеру, которое индейцы называют озером Песчаных Холмов. Почему белые именуют его Лесным, я не понимаю, ведь там не так уж много леса. На озере дули сильные ветры, и волны так захлестывали наш каноэ, что я с трудом успевал вычерпывать воду большим котелком.
К осени мы прибыли к озеру Грязной Воды, которое белые называют Виннипег[47]. Здесь старая Нет-но-ква, отступив от своих правил, вдруг запила, видимо подавленная горем, лишениями и потерей близких людей, после того как она покинула родной кров. Она быстро захмелела.
