Георгий Холопов - Докер
О всех злоключениях с «Проповедями» после убийства купца Аствацатура Бабердци писец подробно поведал в памятной записи, сделанной им уже в Муше, в церкви Святых апостолов, куда «Проповеди» были отданы на вечное хранение.
Мудрый Вардан Каренци не забыл в своих записях увековечить и имена армянок-патриоток, выкупивших рукопись.
В церкви Святых апостолов «Проповеди» хранились целых семь веков.
Семьсот лет!..
Когда в августе 1914 года вспыхнула мировая война, Турция выступила на стороне Германии против России, вековечным врагом которой она являлась. Для успешного ведения войны турки решили раз и навсегда аннексировать земли Западной Армении, а заодно и покончить с «армянским вопросом», вырезав для этого всех армян, живущих на этих землях.
И то, и другое для турок облегчалось тем, что они имели огромную армию, вооруженную немцами.
За одну ночь турки вырезали половину нации, два миллиона армян.
Массовая резня гугенотов в Варфоломеевскую ночь выглядит детской забавой перед этой неслыханной акцией турецкой армии. Их «опытом» потом воспользовались немцы в войну 1941—1945 годов.
Убежать, скрыться удалось немногим.
Среди беглецов находились и смельчаки, которые, перед тем как идти навстречу русским войскам, врывались в монастырские библиотеки и частные дома, хватали и прятали в узлы и переметные сумы древние рукописи.
Многие из этих героев погибли в пути от турецкого ятагана, но многие горными тропами, через снежные перевалы, все же добрались до Восточной Армении, донесли свой ценный груз до Еревана.
«Пергаментный великан» спасла армянка-беженка. Она была из города Муша. Вместо того чтобы взять с собой что-нибудь из вещей, она взяла «Проповеди» из церкви Святых апостолов. Но не рассчитала своих сил. Двухпудовую рукопись она сумела пронести только часть дороги. Затем, разделив рукопись пополам, одну половину оставила на дороге, надеясь на добрых людей, а вторую после долгих мытарств донесла до Тбилиси.
А что стало с оставленной половиной рукописи?
Говорят, ее подобрали другие беженцы, принесли в город Эрзурум и здесь закопали во дворе армянской церкви. А потом будто бы эту половину обнаружил и спас русский офицер, привез в Баку, и с ней приключилось много всяческих историй, пока обе половины «Проповедей» наконец-то не воссоединились в 1939 году в Матенадаране. Там они значатся под номером 7729.
Это единственный из дошедших до нас древних экземпляров «Проповедей». Остальные погибли, в том числе и оригинал. Экземпляры «Проповедей», хранящиеся в некоторых зарубежных библиотеках, являются копиями матенадаранского, относятся к девятнадцатому веку, ну и, конечно, выполнены на бумаге, без затейливого орнамента.
Воистину доброе дело сделал купец Аствацатур Бабердци и сложил за него голову под ятаганом турецкого янычара.
«НАРОД КОММУНИСТЫЙ»
Из Ленинакана, стоящего недалеко от турецкой границы, в Ереван мы возвращались на «Волге» Гарегина Севунца. Писатель он опытный, хорошо известен его двухтомный роман «Тегеран», но шофер Севунц молодой. Когда на двадцатом километре, уже, перед самым перевалом, наша «Волга» начинает хандрить, Севунц заметно бледнеет, и мы дальше едем молча: он не сводит глаз со стрелки спидометра, я — с дороги. Чувствуя надвигающуюся беду, перестает задавать вопросы моя жена.
Да, это дорога… Дорога завоевателей Армении и дорога беженцев-армян… По ней еще в первом веке до нашей эры шли римские легионы Лукулла и Помпея…
Много горя и слез видели окружающие нас горы и долины и после Октябрьской революции, когда вслед за отступающими войсками Кавказской армии на эту дорогу с исконных армянских земель, из города Ван, Эрзурум, Трапезунд, Карс хлынули женщины, старики, дети, преследуемые турками, до этого поголовно истребившими армян в западной части страны.
Из раздумья меня выводит голос деликатного Гарегина Севунца:
— Как только минуем перевал, там будут одни спуски, машина сама покатится до самого Еревана…
Я смотрю на спидометр. Скорость нашей «Волги» падает с катастрофической быстротой. Машина еле тащится в гору и, как нерадивая, усталая лошадь, вдруг останавливается.
Мы переглядываемся и нехотя вылезаем из машины.
Севунц приподнимает капот, начинает искать неисправность, но не может найти. Не можем ему помочь и мы с женой.
К счастью, дорога на перевале бойкая. Мимо нас то и дело в обе стороны проносятся легковые и грузовые машины. Чего только не везут на грузовых!.. Хлопок, виноград, машины, лес, туф, зерно, вино, металлические конструкции, бетонные плиты!..
Видя, что у нас испортилась «Волга», шоферы притормаживают и, приоткрыв дверцу кабины, кричат Гарегину Севунцу:
— Ахпер[9], не надо помочь?
— Нет, спасибо, — отвечает Севунц…
Первой останавливается «Победа», а вскоре у нашей «Волги» уже стоят восемь других легковых и грузовых машин, от юркой «Шкоды» до тяжелого «МАЗа».
Шоферы поочередно сменяют друг друга, а то и по нескольку человек вместе роются в моторе, но найти неисправность тоже не могут.
«Да, худы наши дела, — думаю я, ежась на ветру на высоте две тысячи двести метров. — Не придется ли нам толкать «Волгу» до самого Еревана, вместо того чтобы она туда сама покатилась?»
Жена моя, успев уже продрогнуть, забирается в машину.
Но вот с вершины перевала, со стороны Еревана, на бешеной скорости мчится такси. Поравнявшись с нами, шофер лихо притормаживает и кричит в открытое окошко:
— Ахпер, не надо помочь?
Шоферы оборачиваются. Сперва с любопытством, потом с усмешкой они смотрят на таксиста. Шофер «МАЗа» смачно сплевывает и цедит сквозь зубы:
— Уж как-нибудь обойдемся, брат. Езжай себе с богом!
Но таксист вылезает из машины и, застегивая на ветру кожанку, приподняв воротник, бежит к «Волге». Он расталкивает всех, по самую грудь свешивается над мотором и двумя руками, с разлету, принимается вывинчивать гайки на аккумуляторе и бензопроводе.
Я облегченно вздыхаю и отхожу в сторону.
Из такси выходит пассажир — невысокого роста, коренастый, чем-то неуловимо похожий на таксиста. Закурив, ежась в своем ватнике на ветру, он начинает вышагивать по дороге.
Немного погодя я следую его примеру.
Поравнявшись со мной, человек в ватнике спрашивает:
— Вы первый раз в этих местах?
— Первый, — отвечаю я.
— Приехали издалека?
— Из Ленинграда.
Лицо его расплывается в улыбке, он протягивает руку:
— Значит, мы с вами земляки. Будем знакомы! — И он называет себя.
