Анатолий Гуревич - Москва в начале ХХ века. Заметки современника
Если вы находились в своей квартире, особенно выходившей окнами во двор дома, то звуки были с утра до вечера уже другого рода.
Непрерывно один за другим заходили торговцы-лотошники и бродячие мастеровые, всякие скупщики и люди разных профессий.
Появлялся лотошник с решетами, сложенными стопкой на голове, зычно возвещавший: «Э-э, вот садова малина, вишня-ягода, крыжовник!» Не успевал он выйти за ворота, как раздавалось:
«Шурум-бурум! Старье-верье купаем!» — возвещал татаринстарьевщик с полосатым мешком за спиной и двумя, уже приобретенными шляпами на голове, одетыми друг на друга и скрывающими его собственную ермолку. [84]
Вслед за этим раздавалось: «Кости покупаем, кости!» Затем: — «Рыба, живая рыба!» И так целый день один рыцарь сервиса сменял другого без плана, расписания и прочих способов порядка, словом — стихийно, но поодиночке.
Особую категорию составляли бродячие представители «культуры». То появлялись 2–3 слепых старца, ведомые мальчиком-проводником, одетые в крестьянские сермяги, часто босые, с неизменными длинными посохами. Остановившись всей группой, не снимая рук с плеч друг друга, они начинали «петь Лазаря» старческими голосами, сопровождаемыми дискантом мальчика. Иногда один из них аккомпанировал на скрипучем духовом инструменте, напоминавшем по размеру и форме скрипку без грифа и имевшем несколько клавиш и небольшую непрерывно вращаемую ручку.[85] По окончании «концерта» ждали милостыню, выбрасываемую в форточки — медяки, иногда завернутые в бумажку, а иногда просто так, собирал мальчик-поводырь.
To появлялся шарманщик с одноногой шарманкой за спиной и попугаем или морской свинкой, обученными доставать из коробки за пятачок или три копейки «счастье» в виде пакетика- записки с предсказанием судьбы. Иногда в «счастье» был вложен грошовый сувенир — колечко, брошка или сережки, как сюрприз.
Иногда шарманщик появлялся с обезьянкой на цепочке, одетой в курточку или платье и обученной показывать простейшие трюки, вроде «Как Марья Ивановна за водой идет», причем палочка на плечах обезьянки должна была изображать коромысло.
Часто шарманщик приходил с певицей, а то еще и акробатом. Шарманщик крутил ручку шарманки, исполнявшей несколько вальсов или других музыкальных произведений, певица надрывала свой пропитый голос, акробат скидывал одежду и, оставшись в трико, на расстеленном на земле коврике закладывал ноги за шею, становился на руки — словом, «ломался», как говорили мальчишки-зрители. Особенно интересно было посещение дворов цыганами, петрушкой и китайскими фокусниками.
Цыгане приходили группой, со скрипкой и бубнами, часто с медведем. Пели, плясали, заставляли медведя ходить на задних лапах по кругу, поворачиваться под музыку, кувыркаться и также показывать, как «Марья Ивановна за водой пошла». Цыганки тут же гадали по руке или на картах. Выбрасываемые из окон медные монеты ловили в бубны.
Петрушка был любимым зрелищем детворы.[86] Как только раздавался пискливый голос: «Э — вот Петрушка пришел!», вся детвора высыпала во двор, а к ней присоединялись ребята с соседних дворов, уже успевшие посмотреть этот спектакль.
Петрушка, шарманщик, татарин-старьевщик и уличные торговцы. Фрагмент картины Л. Соломаткина (1870-е).
Артист расставлял на земле квадратную ширму, скрывался в ней и наверху появлялись фигурки Петрушки, кулака-мироеда или различные неприятности, но с каждой из них он, в конечном итоге, разделывался по- своему, крича пискливым голосом и колотя нещадно палкой. Даже попав в гроб, он восставал из него и лупил палкой хоронившего его попа по высокой шляпе.
Несмотря на явную вынужденность бунтарских действий Петрушки против «властей предержащих» и других столпов общества, зрелище это было не запрещено и все слои населения с улыбкой радости воспринимали этот подлинно народный спектакль, щедро бросая в шапку артиста подаяние.
Фокусники-китайцы, одетые в синий халат, онучи и черные туфли, с бритыми лбами и длинной черной косой за спиной, с маленькой черной шапочкой- тюбетейкой на голове, были нечастыми и притом молчаливыми гостями.[87] Они ничего не выкрикивали и не паясничали. Молча, с хорошей мимикой и жестами они глотали крупные шарики, показывали и другие фокусы. Некоторые китайцы расставляли на легких складных козлах лоток с хитроумной постройкой вроде какого-то замка и пускали в него разноцветных мышей — серых, коричневых, белых и пегих, проделывавших сложные путешествия по замку, попадавших в тюрьму с деревянной колодкой на шее и т. п.
Нужно сказать, что по дворам ходили так же одетые китайцы-торговцы, с большими тяжелыми, завернутые в белые простыни, тюками на спине и с железным аршином в руке. В тюках находились сатин, китайская «че-су-ча» и другие дешевые текстильные материи.[88] Им удавалось иногда находить покупателей, соблазнившихся доставкой товара прямо на дом.
Можно было видеть и китаянок в национальной одежде с туго забинтованными крошечными ступнями. В то время для китайских женщин маленькие ноги считались признаком изящества, и достигалось это тугим бинтованием ног с раннего детства. Эти китаянки продавали на улицах бумажные разноцветные веера, менявшие свою форму при встряхивании, или маленькие, цилиндрической формы, глиняные коробочки с бумажным дном-мембраной, привязанные на конском волосе к маленькой палочке с восковой головкой. При вращении палочки коробочка вращалась вокруг нее, натягивая волос и издавая резкий, жужжащий звук. Они продавали маленькие, свернутые из бумаги цветные мячики на резинке, всегда возвращавшиеся после броска к своему владельцу.
Все посетители дворов — продавцы, артисты, мастеровые, кроме китайцев, непрерывно наполняли дворы своими голосами. Шумели дети, играя в салки, прятки, казаков-разбойников и прочие детские игры, доносились из окон звуки различных музыкальных инструментов. Негромкими голосами пели мастерицы у портных во время работы, что дозволялось и было принято вообще во многих мастерских без тяжелого физического труда. Проникали шумы и с улиц.
В чинных домах с дорогими квартирами описанных посетителей во дворы не пускали, и в воротах вывешивалась оскорбительная надпись:
«Вход татарам, торговцам, музыкантам и мусорщикам воспрещается». Последних было много, но они не издавали никаких шумов, кроме шарканья своими опорками по асфальту или камню, и тихо копались своими палочками в помойках, выискивая бутылки, кости и прочий полезный утиль, собираемый в грязный мешок ради полуголодного существования.
