Анатолий Гуревич - Москва в начале ХХ века. Заметки современника
В местах большого скопления богатой публики, например, на Петровке, или у кафе Филиппова на Тверской, постоянно дежурили «посыльные», одетые в форму, подобную военной форме времен скобелевских походов — серые мундиры и кепи французского образца. На груди у каждого была овальная металлическая бляха с выгравированными словами «посыльный» и номером. Любой человек мог дать такому посыльному поручение, например: доставить записку по указанному адресу и, если нужно, принести ответ; отнести покупку; доставить цветы с поздравлением и т. п.
Никаких расписок от посыльного не требовалось — нужно было только запомнить номер бляхи и вручить ему небольшую оплату. Все посыльные были членами артели, и она отвечала за неисполнение и пропажу. Обычно посыльный получал вторую мзду от получателя.
Чистильщиков сапог было много, почти на каждом углу оживленных улиц. Они имели небольшие шкафчики, табуретку и подставку для ноги. Стульев или кресел для клиентов не было, во время чистки ботинок они стояли. На открытых дверцах шкафчика развешивались шнурки и плетеные соломенные стельки, на полочке выставлялись банки с гуталином.
Газетных киосков не было. Их заменяли стоявшие у стен домов шкафчики, почти такие же, как у чистильщиков обуви. На дверцах натягивались веревочки, на которых, с помощью деревянных бельевых зажимов, развешивались газеты, журналы и неизбежная бульварная литература, вроде бесконечно продолжавшихся приключений сыщиков Нат Пинкертона, Ника Картера и Шерлока Холмса, не имевшего никакого отношения к Конан Дойлю.[77]
Книжных магазинов было мало. Наиболее крупный был в доме Сытина на Тверской, там же было его издательство, типография (во дворе) и редакция газеты «Русское слово». На базе этого издательства возникли советские газеты «Известия», «Труд» и ряд других изданий.[78]
Если говорить о «сервисе» в Москве описываемого периода, то будет правильным признать, что никакого специально-организованного сервиса не было, кроме указанных посыльных. Конечно, имелось большое количество ресторанов, трактиров, гостиниц и меблированных комнат, сдававшихся в наем с исполнением (по желанию съемщика) разного вида услуг, вплоть до питания. Было достаточно бань, были прачечные, артели полотеров и протирщиков стекол в витринах магазинов и многое другое. Но все это нельзя было назвать организованным сервисом, да и такого слова тогда не было. Все эти услуги возникали как коммерческие предприятия и преследовали единственную цель — прибыль, а не удобство для населения. Качество обслуживания определялось ценой услуг и опасностью конкуренции. Реклама предприятий (контор, артелей) обслуживания была ничтожной. Простой народ — рабочие, ремесленники, приказчики, извозчики и прочие не прибегали к сфере обслуживания, кроме бань, магазинов и трактиров.
Почти 100 % труда по обслуживанию этой части населения несли женщины — жены, матери, сестры, дочери. Они нянчили своих детей, кухарили, стирали, шили, штопали, наводили посильную чистоту, ходили за покупками в лавки «подешевле» и выполняли все остальные работы по домашнему хозяйству, умудряясь за 24 часа в сутки обслужить свою многочисленную семью, да еще помочь ей заработком по любой профессии, свойственной им по домашним обязанностям.
Все, кто мог оплачивать услуги, получал их в соответствии с затратами: от чистки обуви и услуг банщика до пользования постоянным извозчиком, подававшим свою пролетку в установленное время к месту, назначенному клиентом.
Очень многим можно было пользоваться, не выходя из дома — были бы деньги. Все можно было получать на дом, даже не имея прислуги.
Медицинская помощь была платной для всех, кроме беднейших слоев населения, пользовавшихся городскими больницами[79] или услугами фельдшеров, имевшихся на больших предприятиях.[80] Вообще население пользовалось услугами «частнопрактикующих» врачей, имевших у себя на квартирах кабинеты приема больных, а иногда содержавших небольшие лечебницы на несколько коек.[81] Эти же врачи за определенную плату посещали больных на дому.
Случаи торга с больными за оплату лечения мне не известны, хотя неофициальная такса существовала почти у каждого врача и часто оплата не соответствовала средствам пациента. Врачи, пользовавшиеся большой известностью и обслуживавшие главным образом буржуазию, лечили больных по предварительной записи, с предупреждением о стоимости визита или курса лечения.
Вывески у врачей были скромные, небольшого размера, исполненные черными буквами по белой эмали. Иногда на улице не было никакой вывески, и только на двери квартиры имелась латунная дощечка с выгравированной надписью. Наиболее часто встречались вывески врачей-венерологов, иногда крайне лаконичные, вроде: «Сифилис 606 и 914 по Эрлиху.[82] Триппер хронический», дальше следовал краткий адрес и часы приема. Профессия венеролога считалась доходной.
Существовала и скорая помощь.[83] Повозка в виде фургона с местами для двух носилок, с задней двойной дверцей, подрессорная, с колесами на резиновых монолитных шинах, с козлами для кучера и санитара, запряженная парой далеко не резвых лошадей, трусила по улице, подавая сигналы ударами звонка, действовавшего от педали. Цвет фургона — темнокоричневый или темно-синий, по бокам надписи золочеными буквами — «Скорая помощь». К услугам «скорой помощи» прибегали крайне редко, предпочитали пользоваться извозчиками.
9 Звуки Москвы
Москва была полна звуками, полностью исчезнувшими в настоящее время. Эти звуки ошеломляли провинциала, приехавшего впервые в Москву летом и попавшего на оживленные улицы, особенно с ломовым движением. Зимой было тише — снег глушил звуки, а двойные рамы в окнах делали многое неслышным.
Цоканье лошадиных подков по булыжникам, грохот колес ломовых телег; крики извозчиков на лошадей и рассеянных пешеходов; громкие и резкие звонки трамваев, грохот их колес по рельсам, визг и скрежет на поворотах, крики разносчиков, карканье огромных стай ворон и галок, тучами возвращавшихся перед заходом солнца к своим гнездам в парках, бульварах и больших садах, звуки рожков еще редких автомобилей, наигрывающих целые мелодии или просто тявкающих на одной ноте; звуки шарманок, фабричные гудки и гудки паровозов в районах вокзалов и поездных путей к заводам, плывущий над городом колокольный звон церквей, все это составляло специфическую симфонию, которую никому и никогда не придется больше услышать.
