Азиатская книга - Александр Михайлович Стесин
К тому моменту, как Жахиде пришла на следующий прием (режим наблюдения — раз в полгода), от счастья не осталось и следа. Красавец мужчина убедил ее дать ему взаймы: иначе уйдет неожиданно подвернувшийся проект, такой, о котором он всю жизнь мечтал! Как тут откажешь? Она перевела на его счет 100 тысяч долларов — все ее сбережения. После этого он исчез. Где его теперь искать? Где-то в Турции. Обращалась в ФБР, они сказали: для них это не деньги, слишком мелкая сумма. Как не деньги? Все, что у нее было! Говорит: главное, чтобы об этой истории не узнал бывший муж. «Вы ведь ему не скажете, доктор?» Бывший муж — единственный, кто до сих пор ее поддерживает. Если узнает, перестанет помогать. И то сказать, в настоящий момент она живет в пристройке к его дому. Но через три месяца к нему приезжает новая невеста, которую он выписал из Турции, и Жахиде придется съехать, таков уговор. «Подыскивай, говорит, жилье, у тебя же есть сбережения…» Что ей теперь делать? У нее нет ни работы, ни денег. Она сильно похудела, перестала ухаживать за собой. Мне становится очень страшно за нее, я бью тревогу, обзваниваю социальных работников. Если мы не поможем, через несколько месяцев она, скорее всего, окажется бездомной. Что можно предпринять в таких случаях? Ситуация тяжелая, если не сказать безвыходная…
И вот он нашелся, выход. «Зайди в ее медкарту и посмотри сегодняшнюю томограмму. А потом мне перезвони. Надо решать, что с ней делать». Я посмотрел: метастазы в мозге. Там, где социальные работники оказались бессильны, вмешалась болезнь. Теперь все прежние проблемы отходят на задний план.
— Да, Фархад, я посмотрел.
— Что скажешь? Оперировать или облучать? В принципе я мог бы вырезать, хотя расположение не самое благоприятное.
— Ну, надо с ней поговорить. Объяснить все «за» и «против». Ты ее видел? В каком она состоянии?
— В заторможенном. Она с эпилептическим припадком поступила. С ней там муж сидит.
— Это бывший муж. У них все непросто. Насколько я понимаю, он выписал себе из Турции новую жену.
— Сигэ, что ли?
— Это что такое?
— Временный брачный контракт. Хотя нет, у суннитов это, кажется, запрещено.
— Да они вообще не религиозные, по-моему. Короче, она в тяжелом положении. Есть вероятность, что окажется на улице. Я уже которую неделю воюю с социальными работниками, чтобы ей помогли.
— Понятно. Я такого много видел. Помню, когда в Хьюстоне работал, к нам один богатый саудит привез жену на обследование. Подозрение на рак носоглотки. Когда подозрение подтвердилось, он ее просто бросил у нас. Упек в больницу и укатил обратно в Саудовскую. Пытались с ним связаться, все без толку. Ни ответа ни привета. Но муж твоей пациентки на саудовского принца не похож.
— А на кого он похож?
— На работягу.
Фархад не ошибся: строитель. Щуплый человек с мозолистыми руками, плоским затылком и мутно-голубыми глазами навыкате. Не знаю, как я представлял себе бывшего мужа Жахиде, но точно не так. Теперь, глядя на него, я видел и ее в новом свете. Кажется, все ее усилия — косметические процедуры, дипломы, все ее метания и прожектерство — были направлены на то, чтобы доказать себе и другим, что она из другого теста. Создана для другой жизни. Но теперь жизни осталось совсем мало. Понимает ли она это? Повторяет: «Мне страшно». Муж-строитель просит меня выйти с ним в коридор и там на ломаном английском объясняет то, что я и так знаю: они с Жахиде в разводе, к нему вот-вот приедет новая жена, которой вся эта ситуация вряд ли понравится… К тому же он много работает, у него нет возможности ухаживать за больной… вот он хотел спросить, ведь это все очень серьезно, да?.. Ну то есть не мог бы я ему сказать, сколько ей осталось?.. Просто чтобы он мог ориентироваться… Я отвечаю строго, глядя в мутно-голубые глаза: нет, я не могу ответить на его вопрос. Могу только сказать, что мы с доктором Дашти приложим все усилия к тому, чтобы его бывшая жена прожила как можно дольше. Ей нужен будет уход, тут нет двух мнений. Может быть, у нее есть другие родственники, к которым можно было бы обратиться за помощью? Он опускает голову: «Хорошо, доктор, я все понял».
Фархад вырезал метастаз, я провел курс адъювантной ЛТ. А через неделю после того, как мы выписали ее из больницы, Жахиде пришла на прием в сопровождении родных. Строитель вел ее под левую руку, а справа поддерживала пожилая женщина в хиджабе. Старшая сестра. После нашего разговора строитель связался с ней, и она прилетела из Турции, чтобы забрать Жахиде домой. Жахиде растерянно улыбается, говорит, что рада. Она прожила в Америке пятнадцать лет, а теперь возвращается в Турцию. Так лучше. Мы ведь будем на связи, правда? Я подтверждаю: конечно, будем. Во-первых, я хотел бы координировать дальнейший план лечения с ее онкологами в Турции. А во-вторых, просто получать от нее сообщения, чтобы знать, как она себя чувствует. Она обещает регулярно писать мне через вотспап.
Некоторое время я исправно получал от нее письма. Общался с ее новыми онкологами, знаю, что они провели еще несколько курсов стереотаксической радиохирургии на мозге, назначали химию второй и третьей линии и в конце концов перешли на паллиатив («comfort care»). Последнее сообщение от Жахиде датировано 22 декабря 2019 года: «У меня все хорошо, еду на праздники в Париж». Через четыре года это сообщение до сих пор хранится у меня в вотсапе, как будто время остановилось и смерти нет, а есть только бесконечные рождественские каникулы в Париже.
В тот вечер, 22 декабря 2019 года, накануне больших катаклизмов, мы с Фархадом Дашти и его женой Розой отмечали древний зороастрийский праздник Шаб-е Ялда — ночь зимнего солнцестояния. На столе — арбуз, гранат, чеснок и томик Хафиза; на Розе красное платье, символизирующее священный огонь. На Шаб-е Ялда полагается пить красное вино, есть красные фрукты и читать
