Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны - Дмитрий Афанасьевич Лухманов
Физалии отливают великолепными красками своего наряда. Воздушный пузырь и его гребень выглядят как из чистого серебра, и украшены светло-голубым, фиолетовым и пурпурным цветами. Яркий карминово-красный цвет окрашивает утолщения на киле гребня, а чудный ультрамариновый цвет окрашивает все придатки.
Даже грубые матросы не могут удержаться от восхищения перед этим великолепным созданием, пузырь которого может достигать величины детской головы, а арканчики погружаются глубоко в воду. Однако восхищение матросов идет наряду с почтительным страхом. Во время кругосветного плавания судна „Принцесса Луиза“, мимо корабля проплывала великолепная физалия. Молодой отважный матрос спрыгнул в море, чтобы овладеть животным, подплыл к нему и схватил. Тогда животное окружило своими длинными хватательными нитями дерзкого противника. Молодой человек был пронизан ужаснейшей болью. Он с отчаяньем закричал о помощи и насилу мог достигнуть судна вплавь, чтобы дать поднять себя на борт. После этого он заболел так сильно лихорадкой и воспалением, что долгое время опасались за его жизнь…»
Прочтя этот замечательный русский перевод замечательного немецкого описания, я от души порадовался задним числом, что, несмотря на наличие значительного количества «отважных молодых людей» среди «грубых матросов» «Товарища», ни один из них не прыгнул за борт и не попал в объятия этого изумительно красивого моллюска, к которому я теперь невольно почувствовал «почтительный страх».
Дни шли за днями. 8 декабря «Товарищ» пересек тропик Козерога в 37°57′ западной долготы. Кончился зюйд-остовый пассат, и, подойдя к параллели мыса Св. Екатерины, мы снова очутились в преподлом месте.
У наших ребят уже сложилось впечатление, что все мысы, острова и проливы, носящие названия разных святых, таят в себе какую-нибудь гадость, особенно, конечно, по отношению к советскому судну.
Побережье Южной Америки, от параллели мыса Св. Екатерины и приблизительно до 30° южной широты, славится следующим милым свойством: юго-западный и северо-восточный ветры постоянно сменяются один другим и разводят громадное неправильное волнение. Часто ветер, достигающий степени шторма, неожиданно падает в несколько минут. Заштилевшее судно начинает безумно раскачиваться на высоких волнах и, не имея движения вперед, перестает слушаться руля. Такое положение продолжается иногда полчаса, иногда сутки и больше. А затем новый ветер налетает совершенно неожиданно или с той стороны, с которой дул раньше, или с противоположной. Барометр ничего не предсказывает, а так как небо часто бывает облачно и при этом одноцветно, то и по его виду трудно что-нибудь предсказать.
Случилось как-то так, что неожиданные шквалы налетали почти всегда на вахте третьего помощника Николая Васильевича Вешнякова. Сидишь, бывало, у себя в каюте или в кают-компании и перечитываешь в двадцатый раз лоции южного Атлантического океана, и вдруг сквозь открытый светлый люк услышишь возглас Николая Васильевича:
— Эге!..
И в ту же минуту раздается свист и рев налетевшего шквала.
С криком «пошел все наверх!» выскочишь на палубу, и начинается катавасия:
— Право на борт!.. Бом- и брам-фалы отдавай!.. Нижние брамсели на гитовы!.. На гротовые брасы на левую!.. Гафтопсель долой!.. Бизань на гитовы!..
И обросший травяной бородой, перегруженный, неуклюжий «Товарищ» начинает лениво разворачиваться кормой на ветер.
Примешь шквал с кормы и ждешь, когда установится ветер, чтобы лечь на тот или на другой курс.
А что делалось с «Товарищем» на большом волнении во время стихшего ветра! Перегруженный тяжелым, лежащим на дне камнем, он был необыкновенно устойчив, и при ровном штормовом ветре можно было скорей потерять мачты, чем накренить его больше десяти градусов. Но зато, когда ветер стихал или дул прямо в корму, «Товарищ» качался, как маятник, делая от двенадцати до пятнадцати размахов в минуту с креном по двадцать — двадцать пять градусов на сторону. И такая качка корабля, превращенного неправильной погрузкой в ваньку-встаньку, продолжалась иногда по три-четыре дня без передышки.
Принимая во внимание, что мачты «Товарища» имеют высоту над ватерлинией в 48 м и весят вместе с реями и такелажем 147 000 кг, можно себе до некоторой степени представить, как подобная качка отражалась на связях судна и самом рангоуте. Между тем, по моему подсчету, за переход Мурманск — Монтевидео «Товарищ» сделал около 360 000 таких размахов, а верхушки его мачт прочертили по небу приблизительно около 74 400 км.
Наконец, перевалив через 30-й градус южной широты, «Товарищ» взял курс к устью Ла-Платы.
Мы медленно, но верно приближались к цели нашего путешествия. Погода начала принимать более благоприятный и ровный характер, и жизнь на корабле стала снова спокойнее.
Эту последнюю часть нашего океанского плавания нужно отметить встречей с итальянским пароходом «Юлий Цезарь» и другой встречей с неизвестным пароходом, который, несмотря на чудную, тихую, ясную и хотя безлунную, но звездную ночь и полную исправность наших отличительных огней, чуть-чуть нас не потопил. Затем мы вытерпели «памперос».
Начну с первой встречи.
Было четыре часа пополудни. Дул легкий попутный ветер, и «Товарищ» медленно двигался к югу, делая по две-три мили в час, когда с бака раздались три удара в колокол и голос впередсмотрящего:
— Прямо по носу дым!
Скоро из едва заметного облачка дыма стал вырисовываться силуэт большого двухтрубного, очевидно пассажирского, парохода. Мы быстро сближались. Пароход взял несколько вправо, чтобы дать нам дорогу, и поднял итальянский флаг. Заработало радио. Пароход оказался быстроходным почтовиком итальянской национальной компании «Юлий Цезарь». Он шел из Буэнос-Айреса с обычными пассажирами первого класса и тысячью итальянских рабочих, возвращавшихся на родину с сезонных работ в Аргентине.
С палуб парохода раздались неистовые крики:
— Эввива Руссия! Эввива совиет! Бон виаджо, камарады русси!..
«Юлий Цезарь» так быстро пролетел мимо нас, что я не успел разобрать, кричали ли вместе с «третьеклассниками» и достопочтенные пассажиры первого класса, но шапками и платками махали все без исключения на всех палубах и мостике парохода.
Наши ребята тоже кричали «ура» во все горло и махали шапками (платков у большинства не было, так как в море обходились без них…). Одним словом, энтузиазм был полный с обеих сторон.
В ту же ночь, часов около одиннадцати, раздался удар в колокол и голос вперед смотрящего:
— Право на носу огонь!
В бинокль увидели два белых огня шедшего навстречу и несколько наперерез нам парохода.
На основании международных Правил о предупреждении столкновения на море, всякое судно с паровым или другим механическим двигателем уступает дорогу парусному. Поэтому мы мало беспокоились о встречном пароходе, ожидая, когда он свернет с нашего пути. Но пароход не сворачивал.
Мы быстро сближались…
Тогда, поняв, что пароход не видит нашего зеленого отличительного огня, я зажег с правого борта зеленый фальшфейер.
Яркий бледно-зеленый феерический свет залил весь борт корабля, нижние паруса, снасти.
В ту
