Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны - Дмитрий Афанасьевич Лухманов
Я первый черпнул чашкой из ведра и предложил тост за процветание первой в мире Республики Рабочих и Крестьян, за ее вождей, за Третий Интернационал, за коммунистическую партию и за нашу смену — подрастающую и крепнущую революционную молодежь. Второй тост был за товарищей на «Товарище» и за счастливое плавание.
Оба тоста были, конечно, покрыты молодым, дружным «ура». К. Ф., вооружившись суповой ложкой и вилкой, привязанной к палочке, немного напоминавшей острогу, стал к ведрам за раздатчика, и ребята по очереди потянулись с чашками. Михаил Михайлович с «ролью» в руках ставил крестики против фамилий, получивших свою порцию, но, в конце концов, сбился со счета, и более ловкие ребята получили по лишней чашке.
После обеда назначен был митинг, а в четыре часа вечер самодеятельности. Митинг прошел удачно, а вечер самодеятельности был прерван очередным «тритоном». Пришлось убирать гроты и брамселя.
Шквал пронесся необычайно быстро, и в семь часов вечера «Товарищ» снова под всеми парусами мирно покачивался на ленивых, сонно перекатывавшихся волнах океана.
Вместо сорванной программы, пришлось ограничиться «блестящим фейерверком». Сожгли несколько фальшфейеров и пустили полдюжины сигнальных ракет, благо вблизи не было ни одного судна, и никто не мог принять наши ракеты за сигнал бедствия.
Какое великое изобретение радиотелеграф!
Находясь в открытом океане, за добрый десяток тысяч километров от родины, мы смогли поздравить далеких друзей и родных с радостным праздником Октября и послать привет вождям революции…
Когда «Товарищ» вступил в штилевую полосу, я отправил циркулярное радио на английском языке всем судам, находящимся между десятым градусом южной широты и экватором, следующего содержания:
«Командир русского советского учебного парусного корабля „Товарищ“ позывные РИУ просит пароходы, приближающиеся к экватору, сообщить, когда, кто, в какой долготе широте потерял зюйд-остовый пассат и вступил в штилевую полосу».
Я был буквально засыпан ответами с невидимых пароходов. Эти ответы помогли нанести на карту довольно точную линию южной границы штилевой полосы. Большинство ответов было чрезвычайно любезно. Некоторые капитаны осведомлялись, все ли у нас благополучно, и не терпим ли мы какой-нибудь нужды. Один, по всей вероятности, очень молодой англичанин, протелеграфировал нам целую инструкцию о пересечении парусными судами экватора в октябре и ноябре месяцах. Эту инструкцию он списал целиком из «Финдлея», и мы не могли отказать себе в несколько мальчишеской выходке, послав ему ответную радиотелеграмму следующего содержания:
«Благодарим, руководство Финдлея имеется на судне».
Однажды мы приняли радио:
«Всем судам, имеющим врача. Английский грузовой пароход „Оркла“ позывные РМО долгота 32°15′ западная, широта 6°20′ восточная, просит сообщить, какие рекомендуется принять меры и можно ли обойтись судовыми средствами при открывшейся тяжелой грыже. Аптека имеется. Капитан Гриффит».
Мы, конечно, сообщили ему немедленно все, что наш доктор мог посоветовать по этому поводу.
Это все отдельные, единичные случаи, выхваченные прямо из жизни. А сколько человеческих жизней было спасено в море при помощи радиотелеграфа! Теперь уже не довольствуются установкой радиостанций на самом корабле. Маленькими станциями с довольно высокими, складывающимися, как телескоп, пустыми внутри мачтами, снабжаются даже спасательные шлюпки, и если в момент гибели корабля случайно никто не откликнется на его отчаянные SOS (Save Our Souls — «спасите наши души») и его экипаж вынужден будет спасаться на шлюпках, то он может продолжать свой призыв о помощи до тех пор, пока его не услышит какое-нибудь судно. Теперь чрезвычайно редки случаи, когда люди с погибшего корабля носятся на шлюпках или плотах неделями по морю и в конце концов, никем не замеченные и не подобранные, гибнут от голода и жажды.
Как мы ни старались пользоваться всяким изменением ветра, чтобы уклониться к востоку, течение неумолимо относило нас к западу, и «Товарищу» удалось пересечь экватор только под 32°18′ западной долготы. Это было 16 ноября в шесть часов сорок пять минут утра. Расстояние в полторы тысячи миль от тропика Рака до экватора мы покрывали тридцать один день! Штили, легкие восточные ветры, шквалы и опять штили, штили без конца!
Впрочем, затяжка в плавании помогла нашим ученикам напрактиковаться под руководством преподавателей Калайда и Кросса в производстве астрономических наблюдений. Наблюдения, особенно звездные, были страстью Кросса.
Помимо регулярных ежедневных занятий с учениками он, по собственной инициативе, раза три в ночь обязательно определялся по звездам и вызывал на соревнование любившего поспать Черепенникова и вахтенных практикантов-любителей.
Наблюдал он обычно Юпитер, и когда тот прятался за облака, «уходил в свою небесную каюту», Владимир Александрович смешно грозил ему своим старческим пальцем.
Этот месяц болтания в теплой тропической воде, по близости кишащего водорослями Саргассова моря, сыграл с «Товарищем» скверную штуку: подводная часть корабля обросла густой, шелковистой, ярко-зеленой травой, длиною в четверть аршина, и ракушками. Перегруженный, и без того трудно двигавшийся корабль теперь окончательно потерял свои мореходные качества, и нужен был хороший попутный ветер, чтобы заставить «Товарища» двигаться вперед со сколько-нибудь приличной быстротой. Между тем, подходя к экватору, мы получили предпассатный южный ветер, и скоро сделалось очевидным, что при этих условиях нам не обогнуть мыс Св. Рока.
Однако, следуя указаниям капитана Тойонби, о котором я уже говорил, мы упорно держались бейдевинд левого галса и продвигались к берегам Южной Америки, надеясь, что ветер отойдет к востоку, и мы все-таки благополучно проскочим мыс Св. Рока. Но ветер не отошел, и, не дойдя полсотни миль до северного берега Южной Америки, мы сделали поворот и пошли почти назад, стараясь выбраться как можно далее на восток.
Пройдя полтораста миль, мы повернули снова. Утром 19 ноября с марса, где бессменно сидели сигнальщики, увидели слева по носу поднимающуюся над водой верхушку одинокой пальмы. Это был риф Рокас.
Рокас, очень опасный коралловый риф, едва поднимающийся над водой, лежит в ста тридцати милях к востоку от мыса Св. Рока, как раз на пути кораблей, огибающих этот мыс. Сильные течения при легких ветрах ставят парусные корабли в этих местах почти в беспомощное положение, и многие из них окончили свое существование на коралловых зубьях этого рифа.
Только сравнительно недавно на нем удалось
