Генри Мортон - От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла
Жители Коринфа, проходя ночью мимо дома Иуста и слыша голоса, наверняка пользовались случаем, чтобы заглянуть в незанавешенное окно. И что же они видели? В слабом свете лампы стоял человек, который рассказывал историю о Ком-то, Кто призывал: «Сие творите в Мое воспоминание»45. И мог ли этот случайный свидетель предвидеть, что подобные безобидные сборища, множась во всех городах мира, в конце концов станут причиной разрушения храмов мраморным и бронзовым богам?
К сожалению, далеко не все коринфские питомцы Павла оказались подобными тем первым христианам, которые описаны в «Знаке креста». Это были обычные мужчины и женщины, вынужденные любыми способами выживать в языческом обществе. Некоторым из них приходилось орудовать на больших дорогах и на окольных тропах и затем искупать свои грехи. «Ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — Царства Божия не наследуют. И такими были некоторые из вас», — писал Павел членам своей церкви. Едва личный пример апостола перестал поддерживать их, в сообщество христиан прокрались зависть, безнравственность и прочие пороки. Как раз Первое послание к Коринфянам и направлено на борьбу с этими пороками.
Это письмо дает нам исключительную возможность заглянуть в жизнь языческого города и быт первых христианских общин в подобных условиях. За короткий период отсутствия Павла в христианскую общину просочились: раскол, судебные тяжбы, растущая безнравственность, пьянство, обжорство и даже неуважение к вечере Господней. Маленькая церковь неотвратимо сползала в болото язычества. Священная трапеза превращалась в обычный церковный праздник, на котором мужчины и женщины предавались пьянству. Христианская община была слишком маленькой и слабой, чтобы противостоять роскоши и беспутству, царившим в Коринфе. Напуганные этим возвратом языческих нравов, некоторые члены ударились в неумеренный аскетизм, иные же искали спасения в антиномии — греховной теории, доказывающей, что моральная распущенность не способна замарать душу человека.
Наиболее ревностные были озабочены вопросами, которые современным верующим даже трудно понять. Их волновало, например, может ли добрый христианин есть мясо, подносимое в качестве жертвоприношения божеству. Сегодня эти проблемы кажутся нам надуманными и даже фантастическими, но они были весьма актуальны для христиан, живших в языческом окружении. В античные времена все жрецы являлись в некотором смысле мясниками. По закону они имели право на часть мяса приносимого в жертву животного. Это мясо они, как правило, продавали на городском рынке. В древнегреческом языке фактически не было слова «мясо» как такового — вместо него употреблялось слово, обозначавшее жертвенное животное. Вопросы, которые первые христиане задавали своему апостолу, касались повседневной жизни: например, допустимо ли есть мясо, пожертвованное языческому божеству? Возникали и общественные проблемы. Скажем, сосед-язычник приглашал на обед. Должны ли они поинтересоваться, из какого храма поступило мясо?
Кроме того, возникали проблемы, связанные с положением женщин. И вопросы эти были достаточно насущными, потому что среди новообращенных оказалось немало женщин. Не менее важными казались вопросы относительно семейных уз. Они были тем более острыми, что христиане первого века верили: второе пришествие свершится еще при их жизни.
Ничто, пожалуй, в посланиях Павла не вызывало столько кривотолков, как совет холостым христианам, который в «Авторизованной версии» переводится прямолинейно: «Лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Однако я уверен — когда апостол писал эти слова, он, конечно же, не имел в виду адское пламя в душе. Мне кажется, более точным будет перевод: «Лучше вступить в брак, нежели сгорать от страсти».
Немало вопросов возникло в связи с высказыванием Павла о покрывале на голове женщины. Он утверждал, что женщина не должна молиться с непокрытой головой. Она должна носить покрывало или же «свой знак власти над нею» — как переводится в «Авторизованной версии», «знак власти на своей голове». Объяснение этому загадочному утверждению предлагает сэр Уильям Рамсей в книге «Города святого Павла».
На Востоке, — пишет он, — вуаль на голове женщины символизирует силу, честь и достоинство. С покрытой головой женщина может идти куда угодно, и везде ей будут обеспечены безопасность и глубокое уважение. В таком виде она невидима для окружающих. Считается исключительно дурным тоном, если кто-нибудь на улице обращает внимание на женщину под покрывалом. Она желает пребывать в одиночестве. Остальные люди для нее не существуют, как и она для них. Такая женщина выше толпы. Она идет по своему выбору, и ей должны уступать дорогу. Если посторонний мужчина попытается воспрепятствовать ей или как-либо досадить, то у него возникнут большие проблемы в восточном городе. Он может даже распрощаться с жизнью. Дом мужчины — его крепость, если в нем находится женщина. В противном случае — без женщины — любой незнакомец может войти в этот дом не только как гость, но и как временный хозяин.
Однако женщина без покрывала — никто и ничто, всякий может ее обидеть и оскорбить. Восточный человек — если он не сведущ в западных обычаях — склонен относиться к европейской женщине на улице без должного почтения: он может толкнуть ее или еще как-то проявить свое неуважение. Если женщина скинет покрывало и появится на улице без него, она теряет свои достоинство и власть. Таковы восточные обычаи, с которыми святой Павел столкнулся в Тарсе.
В Первом послании к Коринфянам Павел коснулся и вопроса, который волновал многих из паствы, а именно — воскрешения из мертвых. Спокойная красота его слов призвана утишить боль расставания, где бы те ни были зачитаны: «…Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших… Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе… Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении. Сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе… Когда же тленное сие обречется в нетленное и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа?»46
В этом же письме мы находим прекрасный гимн Состраданию — или Любви, как переводит «Авторизованная версия». Слова эти часто произносятся во время ритуала бракосочетания.
Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий… Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла; не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит… А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.
