Годзюон - Нина Гладкова
подруг в моей жизни прекратилась именно по причине уродливой извращенности их судеб, чего сердцу моему чувствовать было невыносимо, а изменить невозможно.
Так вот, линии их судеб, внешне различных, неизменно приводили к одному итогу. Каждая, распластав великолепные крылья, превращалась в засушенный экспонат под стеклом.
Поймав красивую бабочку, её нужно усыпить эфиром. Затем, с огромными предосторожностями, чтобы не облетели цветные чешуйки крыльев, наколоть на иглу, распрямить и высушить. А женщину? Нужно научить ничего не чувствовать. Как правило, у таких женщин есть надзирательница в виде бабушки, или беспредельно тщеславной матери, которая с пелёнок отслеживает и прерывает все ощущения жизни. Враг номер один в этом процессе — мужчины. Особо настойчивые мужчины порой даже взламывают двери сушилки, в которой вялится уникальный зоологический экземпляр. Но это не возвращает красавицу к жизни. Напротив, смельчак сжигает свою. Зоологический экспонат можно лишь рассматривать. Хотя он движется, разговаривает и даже не воняет. Это женщины с душами пришпиленных бабочек.
Что это за явление? Я встречала детей с глазами порока, и собак с глазами самоотверженных рыцарей, и даже одного морского котика с глазами Казановы. Формы жизни многообразны. Ещё более многообразны формы без жизни. Я думаю, что это специфическая ветвь эволюции. Так, есть люди — Люди, а есть человекообразные формы с душами других вещей, например камней, или растений, или бабочек. Принимать их за людей не безопасно. Холод камня, яд белены, равнодушие рептилии, что рядом с ними человеческое тепло? Изнуряется — истрачивается — исчезает...
Цветы и камни, я различаю вас среди людей.
В выходные дни на Гиндзе поражает обилие копчёных черепашьих фигурок, пришедших проветрить драгоценные
ЦВЕТЫ У ХРАМА
Возле красных ворот японского храма я покупаю цветы. В Токио много храмов. Они вплетены в улицы города так же естественно, как жилые дома. Много храмов и много цветов. Но мне нравится покупать здесь, у дзиндзя Кагурадзака. Дзиндзя — это синтоистские храмы с красными столбовыми воротами. У буддистских храмов ворота цвета потемневшего дерева. И называются они по-другому — отера. А Кагурадзака — это имя улицы, узкой старой улицы в центре Токио, обители гейш и маленьких, таинственных мисе.
Старинной модели плоские «Ягуары» — самые частые гости Кагурадзака. Может быть, гейши любят «Ягуары» или их любят те, кто любит гейш. Нередко, когда я поднимаюсь по Кагурадзака вверх, к храму, из приостановившейся машины выпархивает тоненькая японка в кимоно, с веером и подобающими украшениями в высокой причёске. Быстро семенит по тротуару и исчезает за одной из анонимных дверей.
Силуэт храма, изгиб улицы, веера женщин, звон стеклянного колокольчика, горький запах хризантем, красные ворота — всё это, сплетаясь в пространстве, рождает живой чарующий образ японской земли. Подобно тому, как люди ходят взглянуть на живописные картины, я иду по Кагурадзака за цветами.
Временами я равнодушна к цветам. Но иногда их линии симпатически совпадают с линиями моих мыслей, их цвет с цветом моего дня. Тогда я покупаю. Или в подарок. Как сегодня, для скрипачки Ямагучи, Недавно она пригласила меня на концерт своего оркестра в токийскую оперу.
Пригласила специально, специально оставила на контроле билеты с местами. Я хочу отдарить скрипачку цветами.
Выбрала гвоздики. Длинные дымчатые стебли и упругие яркие-преяркие лепестки. Гвоздики. Раньше я совсем не обращала на них внимания. Слишком обременён был этот цветок утомительными школьными субботниками и комсомольскими демонстрациями на ледяном ветру. Но однажды я покупала цветы для него. Среди летнего изобилия долго не могла ничего выбрать — всё казалось безвкусным. Боковое зрение настойчиво отмечало и отмечало гвоздики. И я купила тугой, как арбуз, букет из пятнадцати цветов. Гвоздики красивы, когда их много. У них нет запаха, кроме запаха упругой энергии, если эта сущность имеет запах. Я слушала, как спело хрустят их трущиеся друг о друга стебли и как по-новому гвоздики звучат для меня — как огненная энергия начала, как энергия моего Овна.
Дома, пока ждала его, я растеребила цветки и насыпала в наполненную ванну. Алые лепестки накрыли собой всю поверхность воды. И он купался в них. Спустя несколько месяцев он подарил мне путешествие на остров Цейлон, где индусы в тёмных глинобитных галереях наполняли для меня цветами огромные каменные ванны и выкладывали разноцветными лепестками моё имя.
Я всегда покупаю букеты из одинаковых цветов. Букет из разных цветов это рассказ, а я люблю афоризмы. К тому же букеты чаще всего составлены наобум, бессмысленно.
Японская цветочница у храма подрезала стебли цветов до одного уровня, и не успела я и глазом моргнуть, накидала к цветам несколько зелёных и желтеньких веточек, погубив, затушив мои гвоздики. «Икебана»! Завернув за угол, я выбросила всё лишнее. Обнаженным, как чистый бесконечный голос скрипки, я подарю этот букет.
ДЕВОЧКИ ЯПОНИИ
На Гиндзе, между плотно стоящими зданиями, есть очень глубокие, узкие щели. Фасады домов, выходящие на проходные улицы, как правило, небольшие. И весь объём дома уходит в глубину. Ширины щели между домами достаточно для свободного движения человека. В тёмных глубинах этих щелей скрыто множество маленьких дверей в заведения, известные только их завсегдатаям, да самим владельцам. Провинциалы называют токийских жителей «гокибури» — тараканы, в том числе и по причине особых пристрастий токийцев к таким щелям.
Щель очень трудно сфотографировать, так, чтобы передать её насыщенный, солёный характер. Долго-долго я стою возле одной из них, смотрю в объектив на горящий над дверкой маленький фонарь. Щель не отпускает меня, хотя я вижу, что для снимка, ей как всегда чего-то не хватает. Из чёрной глубины послышались мелкие шаги — топ-топ-топ. Остановка. Потом опять. И в объектив вплывает силуэт старушки. Останавливается на порожке под фонарём. Блестящая палочка в руке. Это из-за палочки шаг был трёхмерным. Пышный черно-бурый воротник на плечах. Белые чулки. Короткие крашеные волосики. В целом, парадный облик, как и принято на Гиндзе. Какая древняя! Постояв на пороге, скользнув по мне бессмысленным взглядом, силуэт двинулся обратно, в глубину щели.
Вот он! Один из искомых
