Иржи Ганзелка - Там, за рекою, — Аргентина

Этот закон приводит к тому, что в девяноста девяти случаях из ста водители машин после катастрофы мгновенно исчезают, если они вообще в состоянии двигаться. Их не интересует ни судьба пострадавшей машины, ни участь пассажиров. Дело в том, что полиция может задержать их только на месте происшествия. После этого их держат под арестом иногда по целым неделям и месяцам, пока не придет время окончательного следствия и пока их дело не будет разбираться на очередном заседании суда.

Но если шофер объявится по истечении двадцати четырех часов с момента происшествия, арестовать его никто не имеет права. Ему достаточно будет внести незначительный денежный залог и изъявить желание добровольно являться на допросы. До вынесения судебного решения он может не только безнаказанно ходить, но и ездить по улицам города.

Лишь совсем недавно Бразилия поняла всю бессмысленность и отсталость закона in flagranti. Правовой комитет бразильской палаты депутатов внес предложение отменить его и ввести новый, согласно которому бегство виновника катастрофы с места происшествия должно караться двойной мерой наказания. Возможно, что этот закон и поспособствует тому, чтобы уменьшились ужасные цифры уличных происшествий в бразильской столице, но 4 тысячи убитых и раненых в 5 тысячах катастроф за один год — этот факт куда больше потрясает гостей Рио-де-Жанейро, чем его жителей. В беспощадной и жестокой стране, где человеческие жизни обрываются не только под автомобильными колесами, но и у плохо защищенных станков, и в борьбе с суровой природой, и под косой болезней, цена человеческой жизни падает. Чья-то смерть на улице не взволнует жителя Рио-де-Жанейро, который за полчаса до этого в ресторане сидел лицом к лицу с человеком, отмеченным печатью медленной смерти — с прокаженным; этого жителя не потрясет годовой баланс в 4 тысячи убитых и раненых, если он знает, что в Бразилии проказа медленно убивает полмиллиона людей, хотя наука и дала человечеству промин, диазон, сульфетрон и много других действенных лекарств от проказы. В стране, где правительство охотнее покупает танки, нежели медикаменты для спасения сотен людских жизней, не волнует простая и будничная трагедия человека, кончившего свой путь под колесами автомобиля. Прав был один наш земляк, который свел свои бразильские впечатления к одной фразе:

— Если здесь кого-нибудь убивают, то к его изголовью ставят две свечи, и этим все исчерпывается…

На улицах Рио-де-Жанейро к вам нередко может подойти прилично одетый кариока и попросить, чтобы вы прочитали ему номер и маршрут проезжающего трамвая. Он не умеет ни читать, ни писать, как и миллионы бразильцев. По официальным данным, в Бразилии 40 процентов, то есть 20 миллионов, неграмотных. Оппозиционные круги называют цифру в два раза большую, и это, вероятно, ближе к правде. Вряд ли вы рассмеетесь над пожилым человеком, который покупает на остановке газету, садится в автобус и с серьезным, сосредоточенным выражением лица принимается читать, держа ее… вверх ногами. Этот человек, на чьем лице жизнь отметила не одну заботу, притворяется умеющим читать только потому, что ему стыдно за свою неграмотность перед самим собой и перед другими. Он бы наверняка стал учиться, будь у него хоть малейшая возможность. Но Бразилия дала своим гражданам только закон об обязательном школьном образовании. Строительство же школ и подготовка учителей — это пока лишь несбыточная мечта большинства бразильцев. А организация, которая об этой их мечте заявляет во весь голос, по мнению нынешних официальных представителей Бразилии — организация неконституционная и небразильская. Когда после вступления Гаспара Дутры на пост президента по всей Бразилии развернулось строительство новых церквей, на стенах президентского дворца появилась надпись, которая вряд ли смогла бы стать заголовком статьи в правительственных газетах послевоенной Бразилии:

«Дутра действует по призванию. Ему бы быть кардиналом, а не президентом. Церквей у нас хватает, а школ — ни одной!»

Средства сообщения Рио-де-Жанейро открывают человеку, впервые попавшему в этот город, еще одну страничку жизни, общую для всех кариок. Она гораздо менее трагична, чем повальная неграмотность, однако о ней скромно умалчивают все справочники. Жители Рио-де-Жанейро знают об этом неотвязчивом мучителе. Иностранцу они не говорят о нем, а наедине и между собой награждают его самыми крепкими словечками португальского языка, которые опускаются в словарях. Причина их ожесточенности весьма прозаична.

Блохи.

Совершенно обычные, вездесущие блохи. Миллиарды блох, обитающих в пыли тротуаров и на лестницах министерств, в залах и номерах самых захудалых и самых фешенебельных отелей, в ресторанах, автоматах, столовых и в коврах первоэкранных кинематографов. Но прежде всего в трамваях, автобусах и такси. Все проклинают их, но никто их не стыдится. Каждый, где бы он ни находился, без тени смущения охотится за ними, если они беспокоят его: и шофер лотасона, и машинистка в конторе, и великосветская дама у накрытого стола.

А с другой стороны, здесь существуют некоторые правила «хорошего тона» — пережитки церковной морали, которые предписывают, когда, где и как может или должен одеваться бразильский гражданин. Они не ограничиваются вывешенными у входов в церкви запретами и дозволениями с перечнем того, на сколько сантиметров ниже колен должна быть женская юбка, сколькими сантиметрами рукавов следует прикрывать руки ниже локтей и что надо иметь женщине на голове, чтобы вступить в святой храм. Мужчина не имеет права появляться на улице без галстука, а если он хочет, чтобы его считали человеком порядочным, то ему придется надеть еще и пиджак. Тщетными окажутся все попытки неискушенного иностранца сесть в трамвай, если на этом иностранце чистые короткие брюки и белая рубашка-апаш. Ему не помогут ни рассуждения о пассажирах, вынужденных при сорокаградусной жаре обливаться потом в битком набитом вагоне, ни изложение специальных вопросов гигиены, ни ссылки на невыносимый запах пота, которым пропитан любой автобус. Предписание есть предписание.

Кроме этого, в Рио-де-Жанейро в трамвай пускают только обутого человека. Жрецы морали забыли, однако, установить, до какой степени должен быть обут гражданин Рио-де-Жанейро для того, чтобы быть допущенным в бонди. Хитроумные обитатели фавел сумели договориться между собой, и, если в трамвай хотят попасть два приятеля, из которых ботинки есть только у одного, они делят эту пару пополам. После этого кондуктор никак не может упрекнуть их в том, что они не обуты.

Но даже самые ярые защитники подобной морали были вынуждены уступить требованиям туризма. Вся Копакабана обладает извечным правом «нравственной» экстерриториальности, и здесь не только иностранцы из отелей, но и аборигены местных жилых домов ходят по улицам в плавках. Они просто вообще отказались одеваться, чтобы только не ходить за три квартала на пляж одетыми в соответствии с предписаниями. А бразильские архитекторы поддержали их бунт тем, что в каждом новом доме стали устанавливать сразу по два лифта: один для «сухих», то есть граждан, одетых по всем пунктам предписаний, и второй для «мокрых» — для любителей солнца и воды, которые возвращаются с пляжей Копакабаны в одних плавках.