Виктор Дихтярев - Вся жизнь - поход
После полуденного чая - снова занятия. Теперь мы репетировали концерт, который расчитывали дать в совхозном клубе, и для этой цели решили прихватить в Крым тяжеленный баян. Если репетиции были не хоровые, то баянист уходил с солистами подальше от лагеря, а я с оставшимися ребятами отрабатывал технику записи воспоминаний бывших партизан, с которыми мы еще зимой наладили переписку. Делалось это таким образом: ребята разбивались на группы по два-три человека, я что-нибудь рассказывал, все строчили в своих блокнотах, а потом давалось полчаса для обработки записей. Творчество каждой группы внимательно выслушивалось и обсуждалось. На следующий день эти же записи требовалось представить в форме очерков. Мне удалось убедить ребят, что без таких упражнений мы многое перепутаем и многое упустим. Надо сказать, что почти все туристы серьезно отнеслись к новому для них делу, тем более что я несколько усилил его личностную значимость, обратив внимание ребят, что они постепенно вырабатывает вкус к слову, и это пригодится при написании сочинений на выпускных экзаменах и при поступлении в институт. Намеченный план выполнялся без сбоев, и свободное время у ребят появлялось только после ужина, чтобы полтора-два часа посидеть у костра.
За десять дней лагерной жизни я убедился, что умею уже использовать средства, позволяющие активизировать и дисциплинировать ребят. Меньше становилось случайных успехов и срывов, уже можно было прогнозировать результаты общих дел и реакцию на мои распоряжения. Все наши занятия отвечали одному из принципов построения спортивной тренировки - адекватности упражнений предстоящей деятельно-сти. Этот принцип хорошо известен учителям-предметникам. Никому из них не придет в голову перед контрольной работой на вычисление площади окружности предложить ученикам задачи, связанные с подобием и равенством треугольников - одно другому неадекватно. Я мог бы организовать спуски и подъемы с использованием веревки или навесные переправы, не сомневаясь, что это увлечет ребят, мог бы устроить соревнования по волейболу или веселые эстафеты, да мало ли что можно придумать в лагере, чтобы скоротать день! Но ничего этого у нас в Крыму не будет. А будут крутые горные тропы, иногда заваленные прелыми скользкими листьями, будет кропотливая работа по сбору материалов о партизанской войне - то главное, ради чего мы едем в экспедицию. Я настойчиво напоминал об этом ребятам и видел, что наши занятия становятся для них важнее, чем обещанный отдых у моря. Плотность занятий требовала и четкого выполнения режимных моментов - следил за этим наш командир Коля Голиков, чуть ли не с кулаками наступавший на дежурных, если обед задерживался хотя бы на пять минут. В общем, внешний порядок - как я бы теперь сказал, внешний удовлетворительный уровень поведения - был достигнут. Но меня беспокоило, что этот порядок поддерживался не только сознательным отношением туристов к нашим делам, но и авторитетом трех физически сильных ребят. Нет, конечно, они никого не задевали, но я чувствовал, что их слово порой весомее моего. К чему такое разделение власти может привести, я еще расскажу, потому что помню, как в пору моих пионерских лагерей вожатая жаловалась "авторитетам" на какого-нибудь шустряка, потом с ним на задворках серьезно толковали, и в отряде устанавливался порядок.
Огорчало меня и малознание ребят. Еще в зимних походах, рассказывая о ярких событиях из всемирной истории, видел, что о многом они слышат впервые.
- Но вы же проходили восстание Спартака?
- Ну?..
- Так как же вы не читали великолепный роман Джованьоли?
- А зачем?
Только двое моих туристов один раз были в Художественном театре, и никто - в музее Изобразительных искусств!
Вот тогда, в лагере, я и начал впервые читать ребятам стихи у костра. Слушали меня внимательно и уже в Крыму просили снова прочитать те вещи, что понравились больше других.
Поисковая работа началась сразу же по приезде в Симферополь. Бывшие партизаны, с которыми мы перепи-сывались еще зимой, приводили нас к своим товарищам, и то, что мы слышали от этих еще не старых людей - ведь после войны прошло чуть больше десяти лет - нельзя было прочитать ни в одной книге. В сталинские времена о партизанском движении в Крыму умалчивали: коренное население - татары - нередко помогали немецким войскам, и тому были причины, о которых здесь не место говорить. Но факт остается фактом: были в Крыму татарские воинские формирования, были проводники, выводившие немцев к партизанским стоянкам - все это было. И никак не согласовывалось со сталинской национальной политикой, проповедовавшей братский союз всех советских народов. Поэтому после освобождения Крыма изменников по справедливости жестоко наказали, ну, а остальных жителей татарской национальности без лишней огласки вывезли в отдаленные места. Затем, как известно, Н. С. Хрущев передал полуостров Украине, и последствия этого широкого жеста расхлебываются до сих пор.
При таком раскладе очень уж вспоминать о крымских партизанах было как-то неловко, и остались жить люди, обделенные наградами и памятью народной.
Те, кто бывал в горах Крыма, знают, что его лесная часть просматривается с любой вершинки. Леса прочесывали специальные войска, все выходы с гор были перекрыты. И в таких условиях отряды партизан действовали постоянно - подрывали мосты и машины, снимали патрули и уничтожали предателей.
Комиссар одного из партизанских отрядов Куприев передал нам блокнот с короткими записями. Среди рапортов командиров групп о выполнении заданий, столбиков цифр о расходе патронов и приказов о починке обуви были и такие пометки:
"Три дня без еды. Варим кору деревьев. Дисциплина бойцов отличная"
"Еды нет совсем. Вчера пустили под откос эшелон".
"Три человека умерло. Группа подрывников ушла на задание".
"Прилетел самолет. Сбросил продукты. Выдаем банку консервов на пятерых".
Да, одно дело - смотреть даже самые правдивые фильмы о партизанах, и совершенно другое - слушать не всегда связные рассказы людей, переживших такое, что нам, молодым, было трудно вообразить. Мы жили в симферопольской школе, и после таких встреч не было привычного смеха и песен по вечерам. Ребята негромко разговаривали, просматривали собственные записи и документы, переданные нам для музея Вооруженных сил. Впервые юноши мирного времени столкнулись не с романтикой, а с грязными, потными, голодными и кровавыми буднями войны, и я не удивился, когда один из туристов спросил: " Виктор Яковлевич, а мы бы смогли так? "
Нас привели в уютный домик Павла Васильевича Макарова, невысокого и очень худого человека, совсем не похожего на лощеного красавца, адьютанта его превосходитель-ства, каким его изобразят через несколько лет в знаменитом телесериале. Я не буду рассказывать об этой встрече, о том, как плакали наши девчонки, когда Павел Васильевич, придавив стол кулачками старческих рук, негромко запел сложенную партизанами песню о погибших товарищах, и слезы текли по его морщинистому лицу...
