Реквием. Галлюцинация - Антонио Табукки

Антонио Табукки

Реквием. Галлюцинация

© Лукьянчук В., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Примечание

Эта история, происходящая в одно июльское воскресенье в пустынном и знойном Лиссабоне, это – Реквием, который должен был исполнить персонаж по имени «я», написав эту книгу. Если кто-то спросит у меня, почему она написана на португальском, я отвечу, что история, подобная этой, могла быть написана только на португальском, и точка. Однако требуется уточнить еще один момент. По правилам, Requiem должен быть написан на латыни, во всяком случае, так требует традиция. Но тут нужно принять во внимание, что я не в ладах с латынью. Как бы там ни было, я понял, что на моем родном итальянском Реквием у меня не получится, мне нужен какой-то другой язык: язык – вместилище разума и чувств.

Этот Реквием – не только музыкальное произведение, это также сон, где мой персонаж встречается с живыми и мертвыми в одном и том же измерении: с людьми, вещами, местами, которые, вероятно, заслуживают оратории, которую мой персонаж мог исполнить только по-своему: написав этот роман. Но в первую очередь эта книга – дань признательности стране, которая меня усыновила и которую я признал родной, ее людям, к которым я проникся симпатией и которые, в свою очередь, ответили взаимностью мне.

Если кто-то заметит, что этот Реквием не исполнен с подобающей жанру торжественностью, я не смогу не согласиться. Правда заключается в том, что я предпочел исполнить свою музыку не на церковном органе, а на гармошке, которую можно сунуть в карман, или же на шарманке, с которой можно ходить по улицам. Подобно Друммонду ди Андради я всегда любил безыскусную музыку или, как он говорил: «Мне Гендель в друзья не годится, я не слушаю архангельскую заутреню. Мне достаточно того, что долетает с улицы, без послания, и улетучивается, как улетучиваемся и мы».

А. Т.

Персонажи, встречающиеся в этой книге

Молодой Наркоман

Хромой Продавец Лотерейных Билетов

Таксист

Буфетчик в Кафе «Бразилейра»

Старая Цыганка

Смотритель Кладбища

Тадеуш

Сеньор Казимир

Жена Сеньора Казимира

Портье Пансиона «Изадора»

Изадора

Вириата

Молодой Отец

Бармен в Музее старинного искусства

Копиист

Железнодорожный Контролер

Жена Смотрителя Маяка

Мэтр Дома Алентежу

Изабель

Продавец Историй

Мариязинья

Сотрапезник

Аккордеонист

1

Я подумал: этот тип уже не придет. Но следом за этим подумал: я не вправе называть его «типом», он великий поэт, может, самый великий поэт двадцатого века, умер давно, я должен относиться к нему с уважением, более того – с глубочайшим уважением. Между тем мне становилось не по себе, солнце в конце июля припекало что есть силы, и я подумал еще: я же на отдыхе, в загородном доме моих друзей в Азейтао мне прекрасно отдыхалось, кто меня заставлял соглашаться на эту встречу здесь, на молу? Полный абсурд. Я заметил у ног свою тень, она тоже показалась мне абсурдной и неуместной, в ней не было смысла, слишком короткая, иссушенная полуденным солнцем, и как раз в ту минуту я вспомнил, что он назначил встречу на двенадцать, но, возможно, имелось в виду двенадцать ночи, потому что призраки появляются в полночь. Я поднялся и пошел по краю мола.

Движение на бульваре замерло, проезжали редкие машины, на их рейлингах были зонты от солнца, все эти люди ехали на пляжи Капарики, жара стояла невыносимая, и я подумал: что я здесь делаю в последнее июльское воскресенье? и ускорил шаг, чтобы по возможности быстрее добраться до Сантоса, может, в саду будет немного прохладнее.

Сад был пуст, лишь за своим столиком сидел продавец газет. Я подошел, и он улыбнулся. «Бенфика» выиграл, сказал он, сияя от радости, видели в газете? Я покачал головой: нет, еще не видел, тогда продавец газет сказал: ночной матч в Испании с благотворительной целью. Я купил свежий номер A Bola[1] и выбрал скамейку в тени. Стал читать, как разворачивалось действие на футбольном поле, в результате которого «Бенфика» одержал верх над «Реал Мадридом», как вдруг слышу: здравствуйте, и поднимаю глаза. Здравствуйте, повторил стоявший передо мной молодой человек с длинной бородой, мне нужна ваша помощь. В чем? – спросил я. Я хочу есть, ответил юноша, я два дня не ел. Ему было около двадцати, в джинсах, рубашке, он протягивал руку, словно просил подаяния. Он был светловолос, с синими подглазьями. Два дня не ширялся? – спросил я инстинктивно, а юноша ответил: еда и шиза постоянно заканчиваются, во всяком случае, у меня. В принципе я «за» наркотики, сказал я, легкие и тяжелые, но это в принципе, а на практике я – против, вы должны меня извинить, но я буржуазный интеллектуал с массой предрассудков, я не могу допустить, чтобы вы вводили себе дозу в городском саду, демонстрируя удручающее зрелище своего тела, вы меня, конечно, извините, но это противоречит моим принципам, я в крайнем случае мог бы еще допустить, если бы вы ширялись дома, как бывало в старые времена, в компании образованных и интеллигентных людей под музыку Моцарта или же Эрика Сати. Кстати, добавил я, вам нравится Сати? Молодой Наркоман посмотрел на меня удивленно. Это ваш друг? – спросил он. Нет, сказал я, это французский композитор, авангардист, величайший музыкант эпохи сюрреализма, если, конечно, допустить, что сюрреализм составляет эпоху, он писал в основном фортепианную музыку, думаю, он был невропатом, может, как я или вы, мне бы хотелось знать его лично, но наши эпохи, увы, не совпали. Всего двести эскудо, сказал Молодой Наркоман, всего двухсот не хватает, остальное уже есть, через полчаса проедет Креветка, здешний драгдилер, мне нужна доза, у меня ломка. Молодой Наркоман вынул из кармана носовой платок и натужно высморкался. На глазах его выступили слезы. Вы нехороший человек, сказал Молодой Наркоман, я ведь мог вести себя агрессивно, угрожать вам, как настоящий наркоман, но я обратился к вам вежливо и сердечно, мы даже поговорили о музыке, а вам жалко двухсот эскудо, уму непостижимо. Он снова утер нос и продолжил: к тому же на сотенных купюрах нарисован Пессоа, и сейчас я задам вам вопрос – вам нравится Пессоа? Еще как, ответил я, настолько, что я даже могу рассказать вам одну замечательную историю, хотя