Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд
Из-за поросли можжевельника в сотне ярдов от поляны Пьеро с Нипизой наблюдали, как он переходит реку по бревнам. Теперь настала пора действовать, и Пьеро нацелил винтовку. Только тогда Нипиза мягко дотронулась до его плеча. Она взволнованно вздохнула и прошептала:
– Нуто, дай мне выстрелить. Я могу его убить!
Пьеро тихонько хохотнул и передал ей оружие. Волчонку конец. Нипиза с такого расстояния всаживала девять пуль из десяти в квадрат стороной в дюйм. И Нипиза, тщательно нацелясь в Ба-Ри, надавила смуглым указательным пальцем на спуск.
Глава V
В тот самый миг, когда Ива нажала на спуск, Ба-Ри подпрыгнул в воздух. Он ощутил удар пули прежде, чем услышал выстрел. Пуля сшибла его с ног и заставила кататься по земле, будто сокрушительный удар дубинки. Поначалу он не чувствовал боли. Потом она пронзила его раскаленным клинком, и от этой боли пес в нем вытеснил волка, и Ба-Ри жалобно затявкал по-щенячьи, катаясь и корчась на земле.
Пьеро и Нипиза вышли из-за можжевельника, и прекрасные глаза Ивы сияли от гордости за меткий выстрел. Но когда в лесу раздался визг Ба-Ри, довольная улыбка погасла на лице Пьеро.
– Учи музис! – ахнула Нипиза на своем наречии кри.
Пьеро забрал у нее винтовку:
– Diable![26] Это же собака, щенок! – воскликнул он.
И бросился к Ба-Ри. Но в замешательстве они упустили несколько секунд, и ошеломленный Ба-Ри успел опомниться. Он ясно увидел, как они приближаются по поляне – какая-то новая разновидность лесных чудовищ! Взвизгнув в последний раз, он метнулся обратно в густую тень деревьев. Близился закат, и Ба-Ри помчался в тяжелый сумрак под вековыми соснами у ручья. Вид медведя и лося вызвал у Ба-Ри оторопь, но только сейчас он понял, что такое настоящая опасность. И она преследовала его по пятам. Он слышал, как топают за ним по пятам двуногие звери, незнакомые крики настигали его – и тут он внезапно провалился в яму.
Когда земля вдруг провалилась у него под лапами, это было потрясение, но Ба-Ри не тявкнул. В нем снова взяла верх волчья порода. Она заставила его оставаться на месте, не шевелиться, не производить ни звука, даже почти не дышать. Голоса слышались наверху, непонятные ноги едва не ступили в яму, где он затаился. Из темного убежища ему было видно одного из врагов. Это была Нипиза, Ива. Она стояла так, что последние лучи уходящего дня падали ей на лицо. Ба-Ри не мог отвести от нее глаз. Незнакомый чарующий трепет охватил его, заглушив боль. Девушка приложила ладони ко рту и голосом нежным, горестным и почему-то утешительным для его испуганного полудетского сердца закричала:
– Учиму! Учиму! Учиму!
Тут Ба-Ри услышал другой голос, и этот голос тоже был совсем не таким страшным, как многие лесные звуки, которые Ба-Ри доводилось слышать.
– Не найдем мы его, Нипиза, – сказал голос. – Он забился куда-то умирать. Как жалко. Идем.
На краю поляны, на том месте, где раньше стоял Ба-Ри, Пьеро остановился и показал на березку, срезанную пулей Ивы. Нипиза поняла его. Березка – не толще ее большого пальца – чуть-чуть отклонила пулю и спасла Ба-Ри от мгновенной смерти.
Нипиза снова обернулась и позвала:
– Учиму! Учиму! Учиму!
Охотничий огонь в ее глазах уже не пылал.
– Он этого не поймет, – заметил Пьеро, двинувшись через поляну. – Он дикий, родился среди волков. Может, его родила та собака, что бегала в своре Кумо вожаком, а прошлой зимой отбилась и удрала охотиться с волками.
– И он умрет…
– Ayetun… Да, он умрет.
Однако Ба-Ри и не думал умирать. Он был слишком крепким молодым волком, чтобы его убила пуля, прошедшая навылет сквозь мякоть передней ноги. А именно это и произошло с ним. Ногу разодрало до кости, но саму кость не задело. Ба-Ри дождался, когда взойдет луна, и только потом выполз из ямы.
К этому времени нога совсем онемела; кровь остановилась, но боль была такая, что от этого Ба-Ри всего шатало. Вцепись ему сейчас в нос и в уши целая дюжина Папаючисо – и то ему не было бы так больно. Каждое движение причиняло ему острую муку, но он упорно двигался вперед. Он инстинктивно чувствовал, что надо уйти подальше от убежища – так будет безопаснее. И в самом деле, решение оказалось верным, поскольку очень скоро мимо его ямы проходил дикобраз, болтая сам с собой, как у него в обычае, придурковато и добродушно, и шлепнулся прямо на дно. Останься Ба-Ри в ней, и его всего утыкало бы иголками – и тогда он уж точно умер бы.
Попытка двигаться оказалась полезной для Ба-Ри и в другом отношении. Она не дала ране «схватиться», как выразился бы Пьеро, поскольку на самом деле рана была скорее болезненной, чем серьезной. Первую сотню ярдов Ба-Ри ковылял на трех лапах, а после этого обнаружил, что может почти так же уверенно опираться и на четвертую. Он прошел по ручью полмили. Если какой-нибудь побег задевал рану, он свирепо кусал ее, а когда тело в очередной раз пронзала боль, не скулил, а злобно рычал и клацал зубами. Теперь, когда он выбрался из ямы, последствия выстрела Ивы пробудили всю его волчью кровь до последней капли. В нем нарастала враждебность, злость не на что-то одно, а на все на свете. Это было не то чувство, с которым он бился с маленькой совой Папаючисо. Той ночью собака в нем исчезла. На него обрушились все несчастья мира, и из этих несчастий и нынешней боли родился волк, яростный и мстительный.
Это была первая ночь, которую Ба-Ри целиком провел в пути. Сейчас его не пугало, что из темноты к нему могут подкрасться неведомые твари. Самые черные тени утратили пугающую таинственность. Это была первая большая битва между двумя сторонами его натуры – волком и собакой, – и собака потерпела поражение. То и дело Ба-Ри останавливался полизать рану, и он рычал, зализывая ее, будто сама боль была его личным врагом. Если бы сейчас его увидел и услышал Пьеро, то быстро понял бы, что с ним происходит, и сказал: «Пусть подыхает. Теперь этого дьявола не выбьешь из него никакой дубинкой».
В таком настроении Ба-Ри час спустя вышел из густых зарослей в овраге, где протекал ручей, в места более открытые – на узкую полосу равнины, которая шла у подножия скал. На этой равнине охотилась Ухумисо. Ухумисо была
