Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю
Белобрысый отступил еще на полшага, солдат что-то сказал ему и поправил автомат на плече. Пожалуй, именно этот недвусмысленный жест и решил дело. А то, что случилось дальше, длилось всего несколько секунд.
Агент сделал вид, что хочет открыть чемоданчик, наклонился и быстро выхватил из кармана пистолет. Он выстрелил в патрульного офицера чуть ли не в упор. Тот зашатался и стал оседать на мостовую, а солдат, сбросив с плеча автомат, уже начал поднимать его, однако агент оказался ловчее: вторым выстрелом свалил солдата, и тот, выпустив автомат, протянул к белобрысому руки.
Шпион, подхватив чемоданчик, побежал через трамвайные линии к забору, за которым возвышались какие-то строения.
Он уже перепрыгнул через рельсы, когда раненый солдат все же дотянулся до автомата. Он стрелял не целясь. Но лишь раздалась первая короткая очередь, как белобрысый споткнулся и упал, выпустив чемоданчик, потом привстал, по-видимому не веря, что пули попали в него, даже сделал шаг или два и упал снова, подвернув под себя руки.
Бобренок бросился вперед, словно мог что-то изменить. Он бежал, зная, что случилось непоправимое.
Майор миновал патрульных, оглянулся и указал на них Щеглову, а сам побежал дальше — туда, где на рельсах лежал, уткнувшись лицом в землю, лейтенант в поношенной шинели.
Отъехавший с кольца трамвай затормозил в нескольких метрах. Из вагона стали выпрыгивать любопытные. Бобренок властно поднял руку, останавливая их, и наклонился над агентом. Перевернул его кверху лицом, прижался к самым губам, стараясь уловить дыхание, но мертвенная бледность уже расплывалась по лицу агента — автоматная очередь прошила его насквозь от шеи через левое плечо.
Бобренок оставил убитого и подхватил чемоданчик. Видел, как от вокзала к нему бегут военные, среди них был и сам комендант. Он о чем-то спрашивал Бобренка, но майор, не вникая в произносимые им слова, распорядился отнести тело убитого в помещение. Сам же направился к патрульным.
Лейтенант с красной повязкой смотрел невидящими глазами в небо, на его лице застыло изумление. Наверно, он так и не успел осознать, что случилось. А солдат сидел на земле, держа автомат в руках, и кашлял. Должно быть, он больше испугался, чем пострадал, хотя на правом боку сквозь шинельное сукно уже проступала кровь. «Месяц в госпитале», — подумал Бобренок и помог солдату подняться. Щеглов поддержал его с другой стороны, хотел забрать автомат, но солдат не отдал, пошел сам к вокзалу, держа оружие в левой руке и немного пошатываясь.
Бобренок поспешил в вокзальное помещение. По дороге оглянулся на мгновение: трамвай уже двинулся, позванивал, отдаляясь, люди начали расходиться от места, где только что лежал убитый с красной повязкой на рукаве.
Белобрысый лежал в комендантской комнате на скамейке. С него уже сняли шинель, и Щеглов внимательно разглядывал ее. Он знал свое дело, и Бобренок, одобрительно кивнув лейтенанту, занялся чемоданчиком. Замки щелкнули сразу, и чемоданчик открылся — рация была завернута в тряпку и промасленную бумагу, обычная немецкая рация, таких Бобренок видел-перевидел. Майор вытянул ее из чемоданчика. Кроме нее тут хранились запасные лампы и батареи. Бобренок постучал по дну, но двойного не было, не было и шифровального блокнота, вообще ничего, что могло бы заинтересовать контрразведчиков.
Бобренок вздохнул разочарованно. Видно, Щеглов сообразил, чем именно недоволен майор, потому что спросил:
— А вы чего хотели?
Пожалуй, этот вопрос снял в какой-то мере напряжение, до сих пор владевшее Бобренком, и остатки оцепенения. Он вдруг криво усмехнулся и ответил, как бы смирясь:
— Конечно, на что же надеяться?.. — Повернулся к коменданту, стоявшему у него за спиной, и сказал так, будто сам обвинял себя в случившемся: — Вот, майор, две смерти за пять секунд...
Комендант, по-видимому, решил, что Бобренок в чем-то обвиняет его, и попытался оправдаться:
— Лейтенант — патрульный выполнял свой долг.
— Несомненно.
— Но, мне кажется, вы не одобряете его действия...
— Это уже эмоции, — отмахнулся Бобренок. — Что случилось, то случилось... — Он мог бы сказать коменданту, что резидент, возможно, прятался где-то в толпе на вокзальной площади. Теперь он точно знает, что контрразведка вцепилась им в «хвост», и попробует забиться в какую-нибудь щель, как клоп, и вытянуть его оттуда — напрасный труд.
У них же осталось только два дня из назначенного командующим срока, два дня до конца недели, два маленьких дня, всего сорок восемь часов, а им удалось всего ничего. Пять дней пролетело совсем незаметно, словно это не марафон, а бег на короткую дистанцию, где только и успеваешь набрать воздух в легкие.
А может, он ошибается, никого не было на площади и резидент ждет белобрысого с рацией, ждет с нетерпением, ведь вчера должны были выйти в эфир из квартиры Грыжовской...
Впрочем, Бобренок все равно не мог ответить на эти вопросы, как бы ни ломал себе голову, потому и стал помогать Щеглову.
Они внимательно осмотрели карманы убитого. Документы: офицерская книжка, денежный и продовольственный аттестаты, командировочное удостоверение, согласно которому лейтенант Федор Грош должен был проинспектировать средства химической защиты одной из частей, находящихся во Львове.
Конечно, фальшивое, подумал Бобренок, но все же отдал удостоверение коменданту, чтобы тот немедленно связался с командиром или начальником штаба части.
Офицерская книжка и продовольственный аттестат не вызывали никаких подозрений, особенно аттестат с многочисленными пометками продпунктов. Бобренок был уверен, что он неподдельный, агенты, без сомнения, успели уже обменять у интендантов свои фальшивые бумаги. Впрочем, последнее слово о документах должна сказать экспертиза, и майор отложил их.
Собственно, в карманах так называемого лейтенанта Федора Гроша не было больше ничего заслуживающего внимания. Кошелек с деньгами (полторы сотни и мелочь), папиросы, кустарная зажигалка, сделанная из патронной гильзы, остатки бутерброда с салом, завернутые в пергаментную бумагу. Он был осторожен, этот гитлеровский агент, и не держал в карманах ничего компрометирующего.
Щеглов плюнул со зла.
— Вот и все... — сказал он, блеснув глазами. — Немного.
— Совсем немного, — согласился Бобренок. Майору тоже хотелось дать выход эмоциям, переполнявшим его, но, сдержавшись, он добавил: — Единственная зацепка — документ о командировке.
— Чистая липа.
— Согласен, однако иногда гитлеровская разведка использует наших офицеров, запутавшихся в чем-то или каким-то образом попавших к ним в сети, как обычных информаторов. А этот Федор Грош — фигура явно не второстепенная.
