Александр Морозов - Счастливого пути! (сборник)

— Вы хотите узнать у нас, насколько вы любите девушку, на которой собираетесь жениться?

Даун разглядывал Мэрфи, рассчитывая обнаружить какие-нибудь явные признаки вырождения. Нет, это был самый обыкновенный американский юноша.

— Да, — спокойно ответил Билл.

— Знаете, есть ведь более простые и, пожалуй, достаточно надежные способы. Что вам подсказывают, например, собственные чувства? Сердце, как говорят поэты.

— О! — воскликнул юноша. — Но ведь все это слишком субъективно и — я разрешил бы сказать себе — примитивно. А прибор должен дать вполне бесстрастную точную оценку моих чувств. Сам я никогда не смогу произвести ее или произведу чересчур поздно. Ваши приборы ведь уже довольно давно и успешно применяются во многих колледжах при изучении курса «Семья и. брак». Очень хорошие отзывы об этом аппарате я читал в вестнике «Ассоциации адвокатов» — «Друзья семьи». Почему вы как будто отговариваете меня?

— Хорошо. Садитесь сюда.

Даун указал Биллу большое кресло, стоявшее у окна. Провода и резиновые трубки придавали этому сооружению зловещий вид электрического стула. На его спинке была прикреплена изящная медная пластинка с надписью: «Stolping С°. Love-a-meter. 110 voltes, 10 ampers, 60 per/sec». («Компания Столпинг. Измеритель любви. 110 вольт, 10 ампер, 60 герц»).

— Вы должны знать принцип работы этого аппарата, — сказал Даун, привязывая к рукам юноши электроды и резиновые подушечки, подобные тем, которые применяются при измерении давления крови. Его научное название — «кардиопневмополиграф». Под влиянием сильных переживаний у человека меняются давление крови, электрическое сопротивление кожи, иначе работает и сердце. Все это отмечается чувствительнейшими приборами на измерительном щите и записывается на рулоне бумаги. Ваша задача — отвечать на мои вопросы. Постарайтесь не думать о том, что вы соединены с приборами, — это дает более верные результаты исследования.

Несколько минут прошли в полном молчании. Юноша должен был совершенно успокоиться.

— Теперь, — сказал Даун, — назовите имена всех близких и знакомых вам женщин. Не торопитесь.

— Мод, — произнес Билл.

Стрелка «измерителя любви» качнулась на черном поле с надписью: «Полное равнодушие», но не дошла до голубой полоски «Привязанность».

— Кто это?

— Мать, — ответил юноша.

Потом, сменяя друг друга, чередовались Мэри, Энн, Малли, Кэтти… Имя Люси вызвало резкий бросок стрелки, остановившейся на красном квадрате «Горячая любовь».

— Стоп! — сказал Даун. — Она?

— А что показал прибор? — спросил Билл, краснея.

— Горячая любовь.

— Значит правильно! — воскликнул юноша радостно. — Благодарю вас, мистер Даун, благодарю. Теперь я могу больше не сомневаться.

Он с уважением и даже страхом посмотрел на установку, словно только сейчас оценил все ее возможности.

— Какая, однако, чувствительность и точность…

— Точность? Аппарат сконструирован для исследования простейших реакций человека, загоняемого в тупик рядом раздражений, быстро следующих одно за другим. Например, перед глазами машиниста сверхскоростного дизельного поезда вспыхивают разные сигналы. В наушниках на его голове звучат многие голоса, требующие немедленного ответа. Реакции машиниста фиксируются, и по записям прибора можно пытаться установить, лучше или хуже, чем другие, действует данный человек. Но при оценке таких чувств, как любовь, прибегать к кардиопневмополиграфу совершенно дико и нелепо.

В глазах Билла промелькнуло выражение не то жалости, не то презрения к странному собеседнику.

— Вы так отзываетесь о продукции вашей компании, мистер Даун? Может быть, вы просто шутите?

Даун махнул рукой.

— До свиданья, Билл! Желаю счастья вам и особенно вашей будущей жене. Кстати, вы верите в «счастье», которое достают на улицах дрессированные морские свинки и попугаи?

— Что вы, мистер Даун! — улыбнулся Билл. — Ведь я интеллигентный человек…

Чарлз смотрел через окно, как по аллее из кустов шток-роз быстро удаляется высокая, стройная фигура юноши. И вдруг ему необычайно ярко представилось лицо умершего профессора Миллса. «Они сделали из моего аппарата „измеритель любви“…» Он распахнул окно и крикнул: «Билл!» Юноша вернулся почти бегом.

— Что случилось, мистер Даун?

— Вы забыли свою ракетку. Возьмите ее…

Ахмед-эль-Бэнусси

Однажды к Дауну явился высокий смуглый человек, очень изысканно одетый и отлично говоривший по-английски.

— Ахмед-эль-Бэнусси, — представился он. — Профессор психологии из Каира. Слава вашего института привлекла меня сюда издалека. Я прибыл для создания и получения аппаратов, необходимых для научной работы. По моей просьбе директор направил меня к вам, так как я узнал, что именно вы работали над сверхчувствительной аппаратурой для опытов Эдгара Кинга.

Видимо, лицо Дауна выразило что-то настолько понятное, что Ахмед-эль-Бэнусси, вежливо улыбнувшись, сейчас же добавил:

— О, не беспокойтесь, уважаемый профессор Даун. Я не собираюсь разговаривать с обитателями того света. Пусть мертвый говорит с мертвым, если может. Я интересуюсь только живым человеческим мозгом…

Эль-Бэнусси родился в Хартуме, окончил там английский колледж, а высшее медицинское образование получил в Нью-Йорке. У него были слишком черные глаза, слишком много бриллиантов на тонких нервных пальцах, слишком много вежливости, даже слащавости, на выразительных губах, постоянно напоминавших Дауну о застывшей, вечной улыбке золотой маски фараона Тутанхамона. Но в остальном он не отличался от американских или английских ученых, с которыми Даун сталкивался.

Эль-Бэнусси исследовал биоэлектрические токи, особенно специализировавшись на электрических токах мозга. Свои опыты на животных эль-Бэнусси старался делать в отсутствие Дауна, который считал это правом ученого и не мешал египтянину. Но как-то раз Даун неожиданно вернулся в лабораторию. Входя, он увидел в одном станке задушенную мертвой петлей собаку. Другой станок, стоявший неподалеку, был плотно закрыт черным ящиком. Приоткрыв его, Даун увидел собаку, от головы которой тянулись провода к усилителям и осциллографам. Мертвое животное тоже было соединено отдельной цепью с измерительными приборами.

Эль-Бэнусси растерялся и решил откровенно объяснить цель своего опыта, казавшегося жестоким до дикости.

— Я исследую радиоизлучения мозга, возникающие при сильнейших эмоциях: ужасе, горе, радости. По моим предположениям, волны, излученные мозгом медленно убиваемой собаки, должны были попасть в мозг собаки, помещенной рядом, но абсолютно не подозревающей, что происходит с ее соседкой, и вызвать там волны такого же характера. К сожалению, мои расчеты почему- то не оправдались.