Алистер Маклин - Дрейфующая станция «Зет». Караван в Ваккарес
— Никогда.
— У вас нет никакой профессии? Никакой специальности? Вы ничего не умеете делать?
— А зачем мне работать? — резонно возразил Боуман. — Мои предки сделали миллионы, и нет смысла увеличивать их. Каждое поколение, на мой взгляд, не должно усердствовать. Надо создать условия для проявления инициативы и выхода энергии последующих поколений, своего рода подзарядки семейной энергии. Кроме того, мне не нужна никакая профессия. У меня нет ни малейшего желания работать, — закончил он с достоинством, — и отбивать хлеб у бедного человека, который действительно в ней нуждается.
— Это все красивые слова. Но как можно так говорить о человеке?
— Люди всегда неправильно оценивают меня, — грустно сказал Боуман.
— Однако герцог оказался совершенно прав. — Она удивленно покачала головой, скорее с раздражением, чем с холодным осуждением. — Вы действительно бездельник, мистер Боуман.
— Нейл.
— О, вы неисправимы. — В голосе Сессиль впервые прозвучало раздражение.
— И завистлив. — Они подошли к патио, и Боуман взял ее за руку. Он не улыбнулся, и она не пыталась высвободить руку. — Завидую вам. Я имею в виду ваше самообладание и скромность. Две английские девушки живут здесь в течение года, получая зарплату машинисток двести фунтов в неделю…
— Лила Делафонт и я находимся здесь, чтобы собрать материал для книги. — Она попыталась быть официальной, но ей это не удалось.
— О чем? — спросил Боуман вежливо. — Местные кулинарные рецепты? Издатели не платят денег за сомнительные книги такого рода. Так кто же берет на себя расходы? ЮНЕСКО? Британский совет? — Боуман внимательно взглянул на девушку сквозь свои роговые очки, но та умела скрывать свои чувства. — Давайте лучше не будем ссориться, хорошо? Мир, моя дорогая. Здесь так чудесно. Удивительная ночь, прекрасный ужин, прелестная девушка. — Боуман поправил очки и оглядел патио. — Ваша подруга тоже хорошенькая. А кто этот презренный тип рядом с ней?
Она ничего не ответила, потому что была буквально загипнотизирована тем, как ле Гран Дюк, держа в одной руке огромный стеклянный графин с розовым вином, другой руководил официантом, переносившим содержимое десертного столика на тарелку, стоявшую перед герцогом. Лила Делафонт сидела слегка приоткрыв от удивления рот.
— Я не знаю, — опомнилась Сессиль. — Он говорит, что он друг ее отца. — Она оглянулась в замешательстве и, увидев проходящего метрдотеля, обратилась к нему: — А кто тот джентльмен, что сидит с моей подругой?
— Дюк де Кройтор, мадам. Очень известный винодел.
— Скорее очень известный любитель выпить. — Боуман проигнорировал неодобрительный взгляд Сессиль. — Часто он бывает здесь?
— Последние три года, и всегда в это же время.
— В это время особенно хорошо кормят?
— Пища, сэр, великолепная здесь в любое время. — Метрдотель был оскорблен. — Монсеньор ле Дюк приезжает на ежегодный цыганский фестиваль в Сен–Мари.
Боуман снова взглянул на Дюка де Кройтора, который уничтожал свой десерт с большим аппетитом.
— Теперь понятно, почему ему необходимо ведро для льда, — сказал он. — Чтобы охлаждать ножи. Разве вы не видите следов цыганской крови на них?
— Монсеньор ле Дюк является самым известным собирателем фольклора в Европе, — строго сказал метрдотель и добавил учтиво: — Исследование древних обычаев, мистер Боуман. В течение столетий сюда в конце мая приезжают цыгане со всей Европы поклониться мощам Святой Сары. Монсеньор ле Дюк пишет книгу об этом.
— Это место, — задумчиво произнес Боуман, — наводнено самыми невероятными писаками, которых вы когда–либо видели.
— Я не понимаю, сэр.
— Зато я очень хорошо понимаю, — сказал Боуман и для себя отметил: — Зеленые глаза могут быть и очень холодными. Нет необходимости… А это что такое?
Послышался слабый, но постепенно нарастающий звук множества двигателей, словно по дороге ползла танковая колонна. Они взглянули в сторону патио: первые кибитки цыган двигались по извилистой крутой дороге к отелю. Те, что уже въехали в передний дворик, располагались в нем строгими рядами, другие въезжали через зеленую арку на отгороженное место для парковки автомобилей. Смрадный грохот бензиновых двигателей, который с полным правом можно было назвать невыносимым, представлял такой разительный контраст с мирной роскошью отеля, так резко нарушал его тишину и порядок, что даже ле Гран Дюк прекратил жевать. Боуман взглянул на метрдотеля, который задумчиво взирал на звезды и, казалось, беседовал сам с собой.
— Это и есть живой материал для мсье Дюка? — спросил Боуман.
— Да, сэр.
— А что теперь? Развлечения? Цыганские скрипки? Уличная азартная игра? Тиры? Киоски для продажи сладостей? Гадания по руке?
— Боюсь, что да, сэр.
— О Боже!
— Сноб! — четко произнесла Сессиль.
— Извините, мадам, — сухо сказал метрдотель, — я тоже придерживаюсь мнения мистера Боумана, но это древний обычай, и у нас нет ни малейших намерений обижать ни цыган, ни местное население. — Он снова взглянул на патио и нахмурился: — Извините, пожалуйста.
Он быстро прошел через патио к месту, где возбужденная группа цыган, очевидно, спорила. Главными действующими лицами в этой ссоре оказались мощного телосложения цыган, лет примерно сорока пяти, с хищным выражением лица, и почти потерявшая рассудок, многословная, готовая разрыдаться цыганка того же возраста.
— Пошли? — обратился Боуман к Сессиль.
— Что, туда?
— Вы все еще возражаете?
— Но вы же сказали…
— Может быть, я и бездельник, но меня интересует человеческая натура.
— Вы хотите сказать, что любознательны?
— Да.
Боуман взял девушку за руку, сделал шаг и вежливо посторонился, давая возможность ле Гран Дюку промчаться мимо, если так можно сказать о человеке его комплекции. За ним неохотно следовала Лила. В руках у ле Гран Дюка была записная книжка, а в глазах — азарт заядлого фольклориста, и, даже находясь в стремительном порыве, он не забывал подкрепляться витаминами, на ходу кусая большое красное яблоко. Он производил впечатление человека, который всегда знает, что ему нужно.
Боуман с упирающейся Сессиль медленно последовал за ними. Когда они прошли половину пути, от головной кибитки отделился джип с тремя пассажирами и помчался вниз по дороге. Едва Боуман и девушка приблизились к группе, где цыган безуспешно пытался успокоить рыдающую женщину, как от этой группы отошел метрдотель и поспешил к лестнице.
Боуман преградил ему дорогу:
— Что случилось?
