Борис Мариан - Ночной звонок
Если бы надо было сделать это года два тому назад, тогда он легко и просто вышел бы из поединка, а сейчас… Кто знает, что осталось от когда-то хорошо освоенных приемов джиу-джитсу.
«Давай все по полочкам разложим, — сказал он сам себе. — Капитан Егоров убит из «парабеллума», возле трупа найден пистолет… Значит, у Шаповала «парабеллум». При себе он носить его не будет, хранить в своей каморке тоже не станет. После убийства он где-то его спрятал. Следовательно, надо сделать так, чтоб у этого ублюдка не было времени или возможности после получения пакета заглянуть в свой тайничок. Это раз. Второе… Подожди… Ты что-то, Степа, краски сгущаешь. Ведь тебе ничего не угрожает. От фотоотделения до штаба и трех километров нет. Значит, надо только убедиться, что у него с собой нет «парабеллума». И еще. Хорошо бы придумать какой-то ход. Сильный он, этот подлец. Если бы раньше, до ранения, автокатастрофы… Я бы увереннее чувствовал себя».
Игнатьев шел медленно. Он никак не мог представить, как же оно будет в действительности. Может, застигнутый врасплох, Шаповал бросится бежать? Или ответит нападением? Скажем, бросится с ножом? Может быть, будет просить прощения, уговаривать начнет? Или врать: дескать, показалось, Весенин что-то не так сделал, вот он, Шаповал, и решил проверить…
«Нет, не нужно гадать, — строго сказал себе Игнатьев. — Позаботься пока о том, чтобы вокруг нового задания и новой фотосхемы как можно больше шума было и срочная, и важная, и летал на фотографирование самый опытный экипаж. А там уж… Прояви свои способности — покажи, на что ты еще годен».
Старшина на цыпочках зашел в комнату, разделся, лег спать. Спал и видел себя в том дощатом ветхом сарайчике, а в углу, оскалив зубы, рычал волк. Но странно: почему-то у этого волка было обличье Шаповала. Игнатьев так и эдак пытался подобраться к оборотню, схватить за загривок, но тот все время поворачивался оскаленной пастью, свирепо щелкал зубами. — «Не тронь меня! Убью!» — «Не убьешь, я выведу тебя на чистую воду, выверну твою поганую душу!» — Волк изловчился и вдруг вонзил свои клыки в его левое бедро. Острая боль отдалась в натруженной, больше другой пострадавшей когда-то ноге. Он застонал и проснулся. Над ним стоял майор Спасов.
— Слушай, старшина, встань… ЧП!
— Что?
— Не знаю, с чего начать. Сегодня в полдень пара из эскадрильи Якубовского полетит фотографировать передовую. Я решил: заряжу фотоаппараты как можно пораньше. Стал открывать ящик с фотопленкой и вдруг вижу — крышка обмотана изолентой не так, как я обматываю. Я виток на виток накладываю, а тут — как попало залеплено. Я за другую банку — то же самое. Я отрезал полметра пленки, проявил — засвечена! Значит, не обрати я внимания на обмотку, зарядил бы аппараты дрянью, слетали б без толку…
— Понятно, — сказал Игнатьев. — Скажите, в какое время ребята узнали о завтрашнем задании?
— Не о завтрашнем, теперь уже о сегодняшнем. Около восьми вечера я сказал Косушкову, чтоб подготовил растворы, Весенину — чтоб пораньше лег, выспался получше. Штурманенок и без меня знал: он за стрелка должен будет лететь. В общем, все знали.
— Когда Косушков начал готовить новые растворы? — спросил Игнатьев.
— Сразу, как только я сообщил о задании. Старый проявитель он в бутылки поразливал…
— Косушков приготовил растворы и потом, видно, запер лабораторию? А ключ, как всегда, над дверью снаружи повесил?
— Так точно…
— Когда вы пользовались последний раз пленкой из ящика?
— Только вчера утром я сам со склада ее принес, спрятал в ящик. Ящики у нас без замков.
— Значит, пленку можно было засветить, когда все уже спали?
— Да, — согласился майор Спасов.
— Скажите, майор, сколько времени нужно вам, чтобы достать новую пленку и зарядить кассеты?
— Полчаса. От силы сорок минут.
Старшина взглянул на часы, распорядился:
— Заприте дверь и садитесь вот на этот стул. Если кто постучит, скажете, что заряжаете аппараты. Поймут, что входить нельзя. А я тем временем «лекцию» прочитаю… Чтоб легче было вам ориентироваться. Мне стало известно, что капитан Мартемьянов и наша Цветкова часто встречаются. Вот и вчера вечером он навещал ее. Кому-то выгодно было, чтоб вы зарядили аппараты засвеченной пленкой. Началось бы следствие, подозрение пало бы на Мартемьянова. Они возле этих ящиков сидели вдвоем.
— Да? Мне ничего не известно о том, что между капитаном и Цветковой роман.
— Роман не роман, а встречаются… Тот, кому выгодно, чтоб в порче пленки обвинили Мартемьянова, уж позаботился бы о том, чтобы начальник фотоотделения майор Спасов узнал об этих свиданиях.
— Да… Что же делать?
— Ничего особенного. Зарядить аппараты обычной пленкой, и пусть Якубовский летит фотографировать. Готовые схемы в штаб отнесет Шаповал. Только он, и никто другой.
— У меня не выходит из головы: если враг рядом с нами, знает капитана Мартемьянова, то он не должен ставить его под удар. Капитан вне подозрений.
— Верно. Но тот, кто подводит капитана под удар, руководствуется другими соображениями. Враг знает, что при дешифрировании ошибки не может быть. Это исключено. Весенин — профессор в своем деле. Вот он, враг наш, и решил засветить пленку. Мы кассеты зарядим обычной пленкой. Верные указания целей можно смыть и нанести новые по дороге от фотоотделения до штаба корпуса. Извратить то, что разыскал Весенин, можно, конечно, и в штабе. Это две горячие точки. Истинному виновнику выгоднее всего сгустить тучи над Мартемьяновым. Тем более, что в начале войны капитан имел какие-то серьезные взыскания. А враг пользуется всем…
— Понятно. Шаповал…
— В своих действиях и руководствуйтесь с учетом этой ситуации. Враг рядом. Одна наша неосторожность, фальшь, ненатуральность в обращении, и тот, который… сообразит, что к чему, затаится. Притихнет. Подступись потом к нему… Да, к слову… Не вытряхивал я вещмешка. Если помните, товарищ майор, я вынимал закуску из полевой сумки…
— Зачем взяли чужой грех на себя, арест схлопотали?
— Затем, что мне нужен враг с поличным…
— А ведь с его стороны… Ну, того, который, как вы говорите…
— Перебью, товарищ майор. — Никаких «вы» в обращении ко мне. Как есть в лаборатории — все друг дружке говорят «ты», так и вы извольте.
— Да, да. Я закончу мысль: это же идиотство — засорять ленту.
— Это так. И не совсем так… Мысли преступника шли примерно в такой плоскости: Егорова никто не убивал, капитан сам застрелился. А все потому, что в лаборатории никакой дисциплины, все занимаются чем хотят, даже «левым» производством увлекаются, отсюда и все беды. Вот и при новом начальнике казус. Неверно отдешифрированы фотосхемы. Работа из рук вон. Потому, мол, и зарядили кассеты засвеченной пленкой.
