Борис Мариан - Ночной звонок
— Хотя в этом и есть расчет, все равно глупость.
— Согласен, но пойдемте дальше. Сейчас отправляйтесь в штаб. Будете идти туда, ехать на аэродром, шагать от машины к самолету — кассеты пусть тащит Шаповал. Он поймет, что его за этим и взяли с собой. И еще одно: пошлите Миронова к Мартемьянову, пусть попросит от вашего имени зайти сюда по срочному и важному делу. Он мне нужен. И, конечно же, по серьезному делу.
— Хорошо.
— Квартирует Мартемьянов в домике с зеленым штакетником. Пусть Миронов скажет, что капитан очень нужен по последнему заданию.
— Добре, — совсем как-то по-граждански кивнул головой майор.
В ожидании Мартемьянова старшина привел себя в порядок: умылся, подшил новый подворотничок, начистил до блеска сапоги. Когда явился капитан, Игнатьев встретил его во всем своем великолепии. Даже пилотка, немного выцветшая, чуточку смятая, сидела на голове так, словно старшина собрался в гости.
— Кто вызывал меня?
— Я.
— Ну, знаешь, старшина… Тебе твое непосредственное начальство в лице майора Спасова отвалило трое суток ареста, а я щедрее — все двадцать могу отвалить. За мной не заржавеет. Так что изволь объясниться, привести веские доводы.
— Пожалуйста. Зайдите в комнату.
Мартемьянов пожал плечами, решительно шагнул через порожек.
— Присаживайтесь, товарищ капитан, — пригласил старшина. — Моя фамилия — Вознесенский. Старший лейтенант контрразведки. Надеюсь, вы понимаете: мы никого зря не приглашаем к себе.
— Конечно, конечно, — торопливо проговорил Мартемьянов.
— У меня к вам деловой разговор. Вы никогда не задумывались над тем, почему время от времени неправильно указывались объекты для бомбардировочных полков и для артиллерии?
— Работа… Кто не ошибается…
— А если это не ошибка, а злой умысел?
— В 1944 году? Когда даже немецкие генералы понимают, что крах фашистской Германии — дело времени? Смешно.
— Вы находите? А мне не до смеха. Убит Егоров, убийца ходит рядом с нами… Вот что страшно. Ну ладно, теперь о вас. Что вы делали вчера в лаборатории?
— То есть? Откуда вы взяли, что я вчера вечером был в лаборатории?
— У вас, товарищ капитан, есть привычка, о которой, возможно, вы и сами не подозреваете: закурив сигарету вы обязательно переламываете спичку надвое. Вот по этому, да и по другим признакам я определил, что вы посетили лабораторию. Для чего — не будем уточнять. И откуда привычка — тоже не важно…
— До войны я на лесной бирже работал. Там на каждом углу призыв: «Прежде чем бросить спичку — переломи ее надвое!»
— Для чего надвое?
— Можно вообще раскрошить спичку… Переламывая, вы обязательно потушите ее. Значит, тем самым избежите риска вызвать пожар. А что такое пожар на лесном складе и вообще в лесу, кричат плакаты: «Из одного кубометра древесины можно сделать миллион спичек; одна спичка может уничтожить миллион кубометров леса».
— Все ясно. Вернемся к моему вопросу: что вы вчера делали в лаборатории?
— Могу я на этот вопрос не отвечать?
— Почему?
— Замешан один человек… Мне не хочется называть его имени.
— Хорошо. Не хотите отвечать — не отвечайте, поскольку замешана… замешано другое лицо. Тогда ответьте на такой вопрос: когда вы уходили из лаборатории, кто-нибудь видел вас? Только не торопитесь, припомните хорошенько.
— Мне показалось, что видел меня Шаповал.
— Только он?
— Да. Ну, это не в счет. У него так глубоко сидят глаза, что и днем-то не все видит.
— Задание, на которое полетел Якубовский, важное?
— Очень.
— Не могли бы вы созвониться со Спасовым и строжайше предупредить его о том, что схема нужна штабу строго в срок и безупречного качества? То есть дешифровка аэрофотосхемы — под личную ответственность начальника фотоотделения.
— Я ему вчера об этом говорил.
— Я знаю. И он знает. Важно еще раз напомнить, чтобы и все другие знали об этом.
— Если нужно, я могу и отсюда связаться с КП на аэродроме.
— Нет. Вы от себя позвоните. Разыщите, где бы ни был майор.
— Хорошо.
— Спасибо. У меня больше просьб нет.
— Да, работенка у тебя, старшина… Не заскучаешь.
— Как будто у вас, товарищ капитан, легче.
— Конечно, легче. У меня все, что по ту сторону фронта, — враг. Танк, автомашина, окоп, стрелок, лошадь под военным седлом или в военной упряжке — враги. Вот я и стараюсь на все это зафронтовое население как можно больше сбросить смертоносного груза. У тебя иначе. Среди друзей… тысяч и миллионов… найти одного — врага. Так вот откуда у тебя расторопность, товарищ старшина, — улыбнулся Мартемьянов.
— Не отсюда. От желания приехать домой с орденом и медалью, — в тон капитану ответил старший лейтенант Вознесенский.
— Злопамятный ты человек, старшина…
— Никак нет. Просто люблю хорошую шутку. Вы же шутите, я отвечаю тем же. И, привязанностью тоже…
Полет Якубовского на разведку с фотографированием прошел благополучно. Зенитки хоть и обстреляли наши самолеты, но вреда им не причинили. И вот машины заходят на посадку, садятся, подруливают к стоянке, их заводят в капониры.
— Шаповал, беги, снимай кассеты и домой! Все делать в лучшем виде.
— Есть! — сказал Шаповал и затрусил к самолету.
Спасов смотрел вслед старшему сержанту и только сейчас заметил, что тот косолап, что бежать ему трудно. Таких людей в пехоту не берут. Почему подумалось об этом, Спасов не мог бы объяснить.
— Побыстрее поворачивайся! — крикнул вдогонку Спасов. — Какая земля тебя породила!
— Успеем, товарищ майор. Я и так быстро.
Для Шаповала это действительно была великая резвость. Но надо быть и справедливым — кассеты Шаповал снял быстро и проворно вернулся назад. И вот уже майор и старший сержант забираются в «виллис».
Тот сразу сорвался с места, помчался к фотоотделению. Когда кассеты были вручены Косушкову, майор сказал:
— Игнатьев, Шаповал… Резать картон, чтоб ни одной минуты даром не тратить. Поторапливайтесь!
— Есть поторапливаться!
С ножницами в руках у стола стояли старшина и старший сержант и резали картон. Очень скоро они столкнутся в смертельной схватке, и только счастливый случай все решит по справедливости.
Спасов расхаживал по комнате, беспрерывно курил.
— Ждать да догонять — одна путаница, — ворчал майор.
— Через десять минут фильм будет готов, — сказал Игнатьев.
— Да, да, конечно. Шаповал, натаскай воды в бак.
— Слушаюсь.
И вот уже Косушков и Цветкова появились с лентами. А еще через некоторое время была готова и схема с нанесенными объектами. Спасов взял ее в руки, обвел взглядом всех, находившихся в комнате. Он, казалось, решал, кому поручить доставку фотосхемы в штаб корпуса. Потом достал из ящика стола большой конверт, вложил в него карту-схему, запечатал конверт сургучом, торжественно сказал:
