Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко
На всём протяжении пути по шикшинским землям их сопровождали большие светло-серые волки, и было это странно, поскольку дикие звери предпочитают убраться подальше, заслышав голоса и шаги множества людей — ведь любой хищник, как задумчиво изрёк однажды Илидор, «тревожен, осторожен и не хочет получить палкой по башке». Но гигантские волки шикшинских земель, растянувшись в две длинные цепи, сопровождали храмовую процессию от границы до границы шикшинских земель. Волки держались едва-едва в пределах видимости — верно, всё-таки остерегались палок и камней, но следовали рядом неотлучно. Илидор смотрел на них тоскливыми глазами некормленой змеи и представлял, как весело бегали бы кругами эти шерстяные коврики, если бы он сейчас перекинулся в дракона и с улюлюканьем ринулся в их сторону. Как раз и местность подходящая — редколесье с полосами лесостепи, есть где крылья развернуть.
Сами шикши не показывались.
— Они дают понять, что нам больше не о чем говорить, — шепнула Юльдре старшая жрица Ноога, дочь Сазара.
— Да, — почти не разжимая губ, ответил верховный жрец, — я понял.
Пожалуй, это поняли все, кроме, быть может, детей и котулей. А самые проницательные жрецы желали знать, как Асаль и примкнувшие к ней жрецы могут быть связаны с этим.
— Что же, — заключил Юльдра, — шикши, грибойцы и полунники на толковище выступят против того, чтобы позволить нам вернуться в Башню.
— Люди и котули предложат разрешить, — подхватил Язатон и посмотрел на Юльдру с укором, который тот молча проглотил.
Он знал, что Язатон думает про грибойцев. Грибойцам, пожалуй, поначалу было изрядно наплевать и на Храм, и на Башню, и далее списком на всё и всех, что есть в лесу, кроме собственных угодий и грибниц. Возможно, если бы жрецы не так рьяно живописали грибойцам счастье солнечного пути, если бы выслушали их версию произошедшего в Башне много лет назад…
Нет. Немыслимо. Терпеливо выслушивать жуткие байки тёмных народцев вместо того, чтобы озарить светом их заблуждения, развеять неправду, как дымный чад, мешающий увидеть сияние верного пути? Допускать, чтобы тёмные народцы грязнили доброе имя воина-мудреца, смущали умы, укореняли собственные заблуждения? Подобное потворство не-до-пус-ти-мо, хотя рассудительный и терпеливый Язатон предлагал «для начала послушать» всю ту чушь, которую грибойцы из себя извергали.
Нет! Храм делал то, что должно: озарял светом заблуждения тёмного народа, Храм явился в сиянии истины, осветил тот мрак, который многие годы затмевал разум грибойцев, этих несчастных созданий. Жаль, что мрак оказался настолько всепоглощающ. Жаль, что добрые и честные жрецы поплатились жизнью за попытку принести свет в тёмные углы — но когда бывало иначе?
И очень жаль, что Храм не может попробовать договориться с грибойцами ещё раз, в каких-нибудь других поселениях. Что знают в одном поселении грибойцев, то за несколько дней узнают и все другие: вести разносятся вместе с питательными соками подземных грибниц. Так что контакт с грибойцами, к сожалению, потерян, потерян настолько, что Храму стоит держаться подальше от их поселений.
— И всё это — из-за одного разговора! — качал головой Язатон. — Из-за одного разговора, в котором мы повели себя слишком напористо, с чрезмерной самоуверенностью! Следовало выслушать этих созданий так же терпеливо, как мы выслушиваем детей, и переубедить их так же мягко и доброжелательно, как мы убеждаем детей!
Другие старшие жрецы на это лишь фыркали. Заблуждения детей безвредны, поскольку исходят от незнания, а незнание — всего лишь сосуд, который должно наполнить правдой. Заблуждения же грибойцев, которые мрачат доброе имя основателя Храма — не пустота, а другой сосуд, наполненный тьмой. И любой, в чьём сердце горит свет отца-солнца очищающим пламенем, обязан развеять тьму на своём пути. Если же проявлять такое терпение, которое предлагает проявить Язатон и позволять отвратной лжи беспрепятственно изливаться из чужого сосуда, то брызги могут попасть в твой собственный и омрачить его.
Разве воин-мудрец так делал? Разве он позволял подобное? Нет.
Грибойцы не пожелали принять свет, увернулись от него, отвергли солнечный путь так же явно, как шикши. Не остаётся сомнений, что тварьская сторона этих созданий сильнее солнечной и в будущем они подлежат уничтожению, как всякая тьма и мрак.
Теперь вся надежда на волокуш. Если удастся убедить их поддержать Храм, то на толковище голоса разделятся поровну, а значит, решение будет вынесено частично в пользу жрецов.
И Юльдра, не обращая внимания на прочие предложения Язатона, принимался шёпотом повторять свои самые любимые, самые проникновенные проповеди. Они должны, они обязаны привлечь к Храму Солнца первое благосклонное внимание волокуш — полулюдей-полуптиц. Ведь они ближе других к солнцу, а значит, способны понять и принять те идеи, которые озаряют путь Храма.
***
Посёлок волокуш называется Четырь-Угол, потому что на все четыре стороны от него расходятся дороги, ведущие в другие земли: на запад — к шикшам и людям, на юг — к людям и котулям, на восток — к грибойцам и полунникам, на север — к другим поселениям волокуш и грибойцам.
Четырь-Угол — один из самых больших и самых старых волокушинских посёлков, заправляет им крылатая статная волокуша, которую все называют Матушка Пьянь — кто знает, почему, быть может, она питает слабость к настою спиртянки. Такое случается в старолесье.
В посёлок стекается бесконечная бесконечность проезжих торговцев. Сюда тянутся люди из старолесских селений, люди и эльфы из соседних земель: волокуши славятся как искусные врачеватели, умеют лечить сломанные и раздробленные конечности, порванные связки и мышцы, больные глаза, грибок на ногтях и лёгкую степень падучей. Постоянный поток людей и эльфов тянется в посёлок и вытягивается из посёлка. Чужаки приходят и уходят пешком, приезжают и уезжают на телегах, запряжённых гигантскими мурашами и гусеницами, прибывают верхом на волочи-жуках и, реже, на перегонных кряжичах. Сгон находится на северо-западе от посёлка, вокруг него выстроено небольшое поселение грибойцев, и каждый день в нём живут и работают другие провожатые — никто не покидает свою грибницу дольше чем на сутки.
Для гостей посреди посёлка в стволе многовекового дуба выращен многоэтажный перекати-дом, где есть комнаты для приезжих и склады для товара. По посёлку во множестве бегают собаки — до сих пор путешественники встречали их только изредка в человеческих землях. Зачем волокушам столько собак — становится ясно по поведению котулей-провожатых, которые не заходят
