Тридцать один. Часть I. Ученик - Роман Смеклоф
Я снова кивнул, не поднимая глаз. Боялся не сдержаться. Хотелось броситься на него, вцепиться и разорвать на части. Если бы я мог! У него сабля и убийственное волшебное слово, а у меня тощее тело в ошейнике и бестолковый голем. Я вздохнул.
– Чупакабра на душе скребёт, – закивал архивариус.
– Поспешим! – скомандовал хранитель вкуса. – Раньше придём, толкучку обойдём.
Как только Оливье шагнул на трап, Евлампий засопел:
– Столкни его в воду – начинается отлив, он не выберется.
– Совсем сдурел, – прошипел я. – Пока утонет, тысячу раз скажет Слово.
Я испуганно оглянулся. Притопывающий от возбуждения архивариус даже ухом не повёл, глаза горели, как у зачарованного. Голем пожал плечами и, задумчиво пробурчал:
– И впрямь скажет.
Не знаю, на кого я больше злился. На «доброго дядюшку» – злобного духа, пожелавшего вселиться в моё тело, или на твердокаменного голема с деревянными советами.
– Успокойся, – посочувствовал архивариус. – Не каждый день выпадает такая удача, я тоже фанат, но ты того и гляди взорвёшься. Даже виктатлон этого не стоит!
– Что такое виктатлон? – вырвалось у меня.
Мровкуб уставился на меня, как на новую магическую гильдию.
– Он не выспался, – встрял Евлампий.
– Незнание чего-то – это не невежество! – убежденно изрёк архивариус. – Невежество – это нежелание знать!
– Ты прав, – быстро согласился голем.
Даже спорить не стал. Видать, тоже волнуется. Ещё бы его переживания помогали.
Кроме шхуны корабли на причале не задерживались. Плоские баржи подходили, быстро разгружались и отчаливали, а на их место тут же приставали новые. Грузчики едва успевали закидывать тюки на транспортир, тянущийся вдоль пристани к подъёмнику. Протиснувшись между стеной из ящиков и горой мешков, мы поравнялись с Оливье. Он нагло толкался и орал на матросов.
– Обязан просветить, – воодушевленно зашептал архивариус. – Как говорит судья виктатлона: «Без правил соревнования бессмысленны и пресны». Две команды…
– Билеты недорого!
К нам подлетел растрёпанный человек в кожаной безрукавке на голое тело.
– Возьмите два билета, господа! В полцены отдам! У меня проблемы с погрузкой…
Оливье отмахнулся от него.
– Морякам свой порожняк гони!
– Поглотителям в пасть таких умников! – отпрыгнув, выругался человек в безрукавке и припустил подальше.
Он отчаянно кричал, подскакивая к матросам, но билеты никто не брал.
Деревянные стойки подъёмника уходили вверх и крепились к выпирающему из шара арены широкому пандусу. Два мрачных тролля крутили истёртое колесо, толкающее шестеренчатый механизм.
Когда платформа подъёмника коснулась причала, мы зашли на неё.
– Возьмите два билета, господа! – насмешливо сказал хранитель вкуса, протягивая нам с архивариусом две тонкие монетки из невзрачного металла.
Мровкуб ловко перехватил кругляш и, подбросив большим пальцем, поймал на внешнюю сторону ладони. Монетка растаяла, отпечатавшись на руке архивариуса.
– У тебя какой номер? – с интересом спросил он.
Я положил диск на ладонь и, ощутив приятное покалывание, всмотрелся в проявившийся рисунок. Две кареты, похожие на гвардейские, только с треугольными крыльями по низу борта, сталкивались в центре дороги. Над ними сверкали буквы «Виктатлон» и длинная череда цифр.
– Последняя какая? – уточнил архивариус.
– Девятка, – неохотно ответил я.
– Да ты везунчик! – вскрикнул Мровкуб.
Я отвернулся. Из глаз брызнули предательские слезы. Хранитель вкуса посмотрел и заулыбался, а голем вздохнул.
– Да что такое? – непонимающе пожал плечами архивариус. – У меня вот единица.
– Он не выспался, – срывающимся голосом повторил Евлампий.
Подъемник, скрипя, поднимался вверх. Тёмная шхуна гордо возвышалась над баржами. А меня мучил вопрос: «Увижу ли её снова?». Наверное, нет. Не знаю зачем, но Оливье тащит нас на арену не ради виктатлона.
Я поднял голову, в прямоугольном проёме между стойками серело потемневшее небо. Оно надвигалось и нарастал назойливый шум.
– Я же не закончил, – стукнув себя по лбу, простонал Мровкуб. – Команды стартуют с противоположных скатов арены. Вперёд вырываются «шустрики», они собирают «наговоры» для заклинатиков в лагере. Защитные и атакующие. Лагерь полоса у старта. За ней начинается «побоище». Туда заряженные «наговорами» несутся два «бокалома», а следом «очарователь». Совсем забыл, в команде пять участников…
Я почти не слушал, ведь смерть у порога. Мне будет плевать, как играют в виктатлон, сколько магов в команде и какие правила. А если по-честному, то и плевать будет нечем. Вытерев слезы, я болезненно усмехнулся. Так хочется, чтобы ещё долго-долго было чем плевать.
У пандуса шум превратился в крики, пение и свист.
– Чёрно-желтые, вперёд!
Враг от страха обомрёт!
Сойдя с подъёмника, мы встряли в очередь. Лестницу до ворот арены запрудили болельщики.
Перед нами шутливо переругивались шесть магов в чёрно-жёлтых шляпах с перьями. У четверых на плечах висели яркие обручи. Двое других держали длинные медные трубы. У всех шестерых бороды и лица измазаны лимонной краской.
– У наших новый очарователь! – вякнул один из них.
– В банке болтали, талантливый чароплет, – подтвердил другой.
– Какой там! Свечу не зажжёт…
Перед ними бушевали студиозусы в щегольских желтых костюмах и чёрных сапогах. Они подпрыгивали на месте и хлопали в ладоши, хором повторяя:
– Нас победа ждет всегда
И в пургу, и в холода!
Маг с длинной янтарной бородой усмехнулся:
– Молодежь, – проворчал он. – Артур, покажи класс.
Передав длиннобородому трубу, Артур сложил руки рупором и гаркнул усиленным магией голосом.
– Синие-синие,
Все покрыты инеем!
Им победы не видать!
Тут не надо и гадать!
Они дружно заржали, а студиозусы в щёгольских костюмах зааплодировали.
– Обожаю искреннее веселье и взаимопонимание, – обрадовался архивариус.
Я вздохнул. Чего ликовать? Маги в каретах таранят друг друга. Тоже мне невидаль. Когда император через Черногорск едет, всегда так.
За болельщиками чёрно-жёлтых застыли чародеи в синих накидках с клетками длиннохвостых ультрамариновых птиц. Их бороды украшали многочисленные узлы.
– Верят, что эти удавки в волосах удержат удачу их команды, – хихикнув, прошептал Мровкуб.
Хотелось вдарить по блаженной роже, чтобы брызнула кровь, и он застонал от боли. Я зажмурился до белых пятен, отгоняя навязчивое ведение.
Взявшись за концы сапфировых плащей, фанаты задрали их вверх и, замахали, прикрикивая:
– Чёрный перед, жёлтый зад!
Поломался агрегат!
Он не едет, не летит!
Тихо помер и стоит!
Я вздрогнул. Тихо помер, как я. Вздохнув, взглянул вверх. Сквозь тусклую пелену облаков мелькнул клок голубого неба. Тоненький лучик солнца поманил и спрятался.
Тихо помер? Ни за что! Я мотнул головой. Ни громко, ни по-другому я погибать не собираюсь! Вцеплюсь в жизнь, как оборотень! Заберу с собой проклятущего Оливье. А лучше отправлю вместо себя. Пусть тонет, а я ещё побарахтаюсь!
Я зыркнул на хранителя вкуса. Он, усмехаясь, франтил мимо магов к воротам.
– Отвалите, чаровашки! – громко крикнул он, толкаясь. – Мы в ложу!
Болельщики расступились, презрительно рассматривая нас.
Оливье, задрав подбородок, шагал ко входу на