Радик Соколов - Наездник
— Опять за свое, — вспыхнула правильная девочка и схватив за руку «подругу» она еще настойчивее потянула ту к свету знаний.
Шатов подошел к установленному на тележке сатуратору — прибору для газирования воды. Стеклянные колбы с сиропом и баллон с газом придавали агрегату весьма таинственный вид и вызывали ассоциации то ли с алхимией, то ли с самогоноварением.
Искристо — взрывной вкус газировки, стоившей за двойной сироп всего ничего, долго перекатывался во рту. Даже когда Павлик уперся в запертые двери искомого дома, язык еще трепетал от охватившего его наслаждения.
Среди огромной когорты городских жителей, денно и нощно отдающих свой труд на благо процветания города, видное место занимают дворники. Это люди несокрушимой решимости и самоотверженности. Как многим обязаны жители этой почти незаметной фигуре. Чуть свет и он уже на ногах, и уже вспотел приводя двор в порядок. Вот он несется с мусорным ведром, вот пытается скребком побороть зловредную надпись, а зимой? Снегопад и вовсе злейший враг. Ради чего он пошел на эту каторжную, неблагодарную работу? Ради детей. В них он видит жизнь. Ради их будущего благополучия, он готов терпеть неустроенность текущей жизни.
Серый дом возвышался безмолвной громадой упершись тяжелым взглядом черных окон в крохотную человеческую фигурку.
За чугунными воротами на лавочке сидел подросток лет тринадцати. Стоило Павлу приблизиться как тот немедленно подбежал к воротам. Вытянув руки по швам, паренек фальшиво улыбнулся, обнаружив крепкие белые зубы.
— Вам кого, гражданин? — Мгновенно оценив внешний вид посетителя, с легким наклоном головы, спросил он.
— Мне необходимо срочно повидать Ирину Емельяновну, — сказал Шатов голосом, не признающим возражения. Именно так по его мнению следовало разговаривать со швейцарами.
— Не рекомендую. — Никак не отреагировав на командные нотки, ответил паренек. — Она обычно просыпается часиков в девять. А как себя в порядок приведет, да позавтракает тогда уж и на работу. Лучше бы Вам чуток подождать, если время терпит. Вредная она. Может и нахамить.
— Послушай, голубчик. Ты, собственно, кто будешь? — Хитро прищурился Паша, уже сам чуявший, когда партнер в образе. — Сыщик, наверное. Отличные характеристики жильцам даешь.
— Дворников племянник. Женька. — Галантно отрекомендовался прохиндей. — Собираю гривенники за открывание ворот и дверей. Маленький звоночек в дворницкую видите? Дядя мой пока спит, а я его покой охраняю. Умаялся он ночью. Истерзан грузом ответственности. Все к дню рождения Ильича готовится. Соревнование у них с соседними дворами. Сараи разбирают. Никак к сроку не уложится.
— Понятно, — протянул Павел. Подождать у себя на лавочке разрешишь? За разговором и время побыстрее побежит.
— Это будьте любезны. — Вновь принялся за дореволюционную манеру мальчишка.
Дом, так недобро взглянувший на раннего гостя вновь заснул. Ни одно окно во всех многочисленных этажах не светилось. Глыба камня, словно айсберг утопивший Титаник, медленно и неторопливо плыла, опасная только для неосторожных и неловких капитанов.
На скамеечке, меж тем, проходила весьма содержательная беседа.
— Значит вот как тебе приходится крутиться? — спросил Шатов мальчишку желая уже начать предметный разговор.
— Каждая копейка тяжким трудом дается, — вздохнул Женька. — Когда нет карманных денег, радуешься каждой возможности подработать. Ничего, скоро и мы встанем на ноги.
— С чего вдруг? — В голое Паши засквозила легкая заинтересованность. Расспросить сразу о тетке, не получилось. Ну и не к спеху.
— Ирина Емельяновна, дай ей бог здоровья, обещала отцу помочь носильщиком на вокзале устроиться. — С издевкой произнес Женька. — Уж год тому назад.
— Иди ты, — при этих словах, звучавших для Павлика полной белибердой, оставалось только изобразить удивление. — И до сих пор не помогла? Вот так номер.
— Да и не надо. Батя сам кому надо сунул. Теперь все нормально пойдет. Через годик в бригаду устроится, а там не только чаевые. Знаете, сколько проводник на зайцах имеет. — Открыл страшную тайну паренек.
— Наверняка, прилично. — Шатову подумалось, что на поездах дальнего следования реально зашибают очень нехилую по нынешним меркам деньгу.
— Это еще что, а если на хорошее направление устроишься, так и вовсе… — мальчишка посмотрел на собеседника мечтательным взглядом, который редко можно увидеть в столь незамутненной чистоте, и продолжил, — за границу поехать можно. Там товару. Не перевозить. Туда только партийных берут.
— Сам тоже на… дорогу собираешься?
— Конечно. Вот отец зацепится, всех за собой перетащит. — Не заметив легкого намека, с жаром продолжил юный мечтатель.
— «Помогла» значит вам Ирина Емельяновна. — Усмехнулся Паша. — Кем, кстати, она сейчас работает?
— Вы с какой целью интересуетесь? Заподозрил неладное бдительный отрок.
— Так я только с вокзала. Привет привез от ее племянницы. Вот письмецо. — Павлик помахал денежным знаком. — Тоже хочу у нее проситься на железную дорогу. В вагон-ресторан.
— Вот это дело. Благодарим покорно, — Женя уважительно посмотрел на собеседника. С блаженством ощупывая красненькую денюжку, тимуровец без стеснения начал трясти грязным бельем.
Мало кто задумывается, что его самые незатейливые слова и поступки остаются в памяти безликих теней, на которые вовсе не обращаешь внимания. Особенно опасно иметь под боком такого вот народного контролера. Ни один шаг не останется незамеченным. По самым малозначащим деталям они безошибочно воссоздают мысли и чаяния своих соседей. Даже за внешней вальяжностью и показным благородством знатоки способны углядеть частичку потаенного. Буквально в нескольких словах Женя набросал портрет обидчицы. Теперь ее фигура, до того скрывавшаяся в тумане таинственности была безжалостно выведена под свет софитов.
Ирина принадлежала к отважным и смелым дочерям своего народа. Жизненная сила в «ней» била через край, и что самое главное приводила к успеху в борьбе с непростыми жизненными коллизиями… Ее лицо имело слегка розоватый оттенок так свойственный блондинам из-за прозрачности кожных покровов. Голубые глаза на несколько угловатом лице казались необычайно большими, особенно из-за не слишком развитого подбородка. Заостренный носик выдавал природную хитрость и бытовую смекалку. Она относилась к неистребимому сословию торговых работников и готова была принести себя в жертву ради «золотого тельца». Мнила она себя весьма хваткой особой которой хватает ума почуять и выгоду, и опасность.
