Радик Соколов - Наездник
Время замерло. Люба увидела то, что будто случилось, но чего удалось чудом избежать. Наступила апатия привычный мир рухнул. Какие ужасные дни. Она не обращая внимания на ободранные колени и вдруг начала плакать, испытывая облегчение. Жива! Жива!
Шатов помог Любаше пройти в вагон, сесть попытался успокоить, но был безжалостно отогнан полковниками.
— Быстро доставай из чемодана вино и шоколад. — Грозно сказал Леонид Тимофеевич. — Видишь девочке успокоиться надо. Хотя отношения у Шатова с полковниками сложились вполне нейтральные, вояки своими жестами и улыбками подчеркивали свое брезгливое отношение к дерзкому воришке, а иногда и откровенно издевались.
— Спасибо, — прошептала Люба глядя почему-то на Дмитрия Сергеевича.
Бессовестно раскулачив Павлика, вся троица уселась за сестринский стол.
— Дмитрий Сергеевич, — она действительно хотела меня убить.
— Не надо сейчас ничего говорить, просто поплачь. — Ученик положил руку ей на плечо, затем сел рядом и обнял. Даже сквозь зимнюю одежду он почувствовал, как бьётся ее сердце, готовое выпрыгнуть из груди.
Любу продолжало трясти и только когда сочувствующие напоили ее реквизированным вином, она немного успокоилась и позволила себя уложить. Дмитрий сел с ней рядом и взял за руку.
— Тебя всю трясет. Давай я тебя накрою. Лежи тихо, не пытайся ничего предпринимать. Я все сделаю сам.
— Не надо укрывать, мне и так жарко, лучше принеси воды и валерианку.
— Сейчас принесу. — Пациент ловко захромал в конец вагона.
— Спи. Все будет хорошо. — Напоив страдалицу, полковники уселись рядом и легко допили едва початую бутылку.
Люба проснулась и обнаружила, что спит не на своем обычном месте. В вагоне царила прохлада. Сон уже превращался во фрагменты и через секунду она уже не могла вспомнить, что ей приснилось. Она взглянула на часы — неужели уже утро? Минувшие события утратили яркость. И тут ее ноздри улавливали запах жарящегося хлеба. Солнечный свет льется из окна. Пора вставать.
Возле керогаза колдовал Леонид Тимофеевич. Минуту или две, они помолчали, не решаясь разбить временное умиротворение. Только после того как Люба поела, они разбудили Дмитрия Сергеевича и устроили военный совет.
— Как мне быть? Пришла к Александру Сергеевичу, а он вместо помощи накричал. Люба уже поняла, что дело обстоит гораздо хуже, чем она посчитала тогда, при разговоре.
— А вообще, зачем ты к нему пошла?
— Вас надо кормить, а соли нет. Главное, что керосин заканчивается, а без него и готовить не на чем. Хорошо, что нас мало, воды в титане полно. На кухне сказали, для меня нет ни продуктов, ни топлива.
— Только для тебя?
— Точно, только для меня. Я же видела, что они готовят, и рядом бидоны для доставки стояли. Тогда не обратила на это внимание. — У Любы упало сердце.
— Вспомни как с тобой разговаривали?
— Посылали с матюгами, смотрели волком. У них там похоже все переругались. Ходят злые.
— Кого еще встретила?
— Машку видела, когда бежала. Эта дрянь дверь перед носом у меня захлопнула.
— Как раньше с ней общались?
— Хорошо, даже отлично, хохотали. Мы раньше ведь вместе в офицерском вагоне работали. Ее только сейчас, перед отправлением перекинули в другое место.
— Больше никого не видела? Кто дал сигнал к отправлению не заметила?
— На улице вообще никого не было.
— Знаешь, кто обычно делает отмашку поезду двигаться?
— Нет.
— Мила, твоя подруга? Как она выглядела?
— Да вроде как всегда, хотя дайте вспомнить. Лицо заплаканное, неухоженное. Она такая аккуратистка, в любой ситуации старается за собой следить. Причешется припудриться красоту наведет, а вчера выглядела как бешенная. — Люба опять почувствовала привкус паники.
— Слушай, получается против тебя настроены все, кого ты увидела. Надо разобраться, только с кем мы можем пообщаться и надо ли тебе это? Не пора ли на все плюнуть и домой.
— Да, я как доброволец могу уволиться, когда захочу. Нам еще в октябре сказали, что в связи с завершением военной компании мы будем расформированы. Вот завершим рейс и идите куда хотите.
— Куда поедешь, когда уволишься? Домой? — До сих пор молчавший Леонид Тимофеевич встрял в разговор.
— Так мы ко мне и едем. Я из столицы. — Слабо улыбнулась Люба — Родная тетя пристроила меня в этот поезд с подругой. Ведь состав то столичный, там формировался, а она директор продовольственного склада при железной дороге. Задействовала свои знакомства. — Внезапно осознавший, что он тут лишний, Леонид даже не дождавшись ответа, захромал к себе на койку.
— Тетя хоть жива, после войны? — Будто ничего не случилось, спросил оставшийся победителем на этом поле боя.
— Типун тебе на язык, она уже после победы над Западом, в июле, нас пристраивала: «Последний шанс принять участие в войне, побывать в составе действующей армии. Потом это может пригодиться» — короче пристала как репей, не отвяжешься. Она видишь, ли все пороги обила, пока меня пристроила. Пришлось, даже с возрастом мухлевать. Мне ведь восемнадцать только месяц назад исполнилось.
— Отлично, тетка у тебя молоток. Если доберёшься до нее, считай отбилась. Значит так. Сидишь как мышь, никуда из вагона не входишь. Будут звать — не отзывайся. Сам скажу, что заболела, лежит не встает. Приедем, отправим нашего щегла к твоей тетке. Сама никуда не ходи.
— Посмотрим еще как все сложится. Может еще все утрясется. — Жалобно сказала Люба.
— Давай лучше подумаем, как мы тут будем держать оборону от вашего начальства, если что. — Не обратив внимания на слова девушки продолжил Дмитрий.
— Ты сам думай раз такой умный. Как выйти из безвыходной ситуации и прекрати пугать. Мне и так очень страшно. — жалобно прошептала девушка прижимаясь щекой к сильному плечу.
— Давай прикинем тогда что у нас с питанием. Думаю, за два дня точно доедем. Мешок сухарей разобьем на части. Бульонные кубики есть. Колбасы на пару дней хватит. Обойдёмся без каш и супов. Дня три продержимся легко. Если будем ехать дольше, можно и поголодать, но можно ведь реквизировать керосин у нашей соседки. У нее наверняка осталось. Давай раскулачим соседний вагон. Сгрудимся и сходим войной. — Задорно засмеялся Дима.
— Ты мой спаситель. — Восторженно посмотрела на сурового война девушка.
— Просто хочу тебе помочь выпутаться из сложной ситуации, а соседка перетопчется. Все равно все у нас общенародное.
— Спасибо тебе огромное. Что бы я без тебя делала. Проси, что хочешь. В лепешку разобьюсь, но сделаю.
