Тридцать один. Часть I. Ученик - Роман Смеклоф
– Почему? – не выдержал голем.
– По златому кочану! Из-за магии, конечно. Он учился перевоплощениям…
– Он волшебник? – удивился я.
– Нет! – проворчал Оливье. – Ярмарочный зазывала!
Я невольно залился румянцем. Глупо думать, что в тридцати мирах главой тайной канцелярии может стать блёклый.
Дядя выдержал паузу, недовольно зыркнув на меня:
– Решил блеснуть на выпускном балу и обернуться…
– Кем? – испугался я.
– Не трясись, – усмехнулся Оливье. – Ночным хищником, парящим на крыльях тьмы, но вмешалась женщина.
Я вздохнул.
– Да. Прекрасная половина всегда появляется вовремя, – поучительно заметил дядя. – Превращения магам недоступны! Сколько не пытались, толку во, – он раскрыл сжатый кулак, в котором ничего не было. – Но Сыч был слишком талантливым и чересчур честолюбивым. Самоубийственное сочетание, надо отметить. Он готовился…
– К этому нельзя подготовиться, – пробурчал Евлампий.
Дядя бросил на голема сердитый взгляд.
– У него почти выгорело, – добавил он. – Перекинулся наполовину, сил слишком много потратил, вот любимая и захотела помочь. Подпитать будущего главу тайной канцелярии.
Я снова вздохнул.
– Не влезь она, превратился бы… а может нет… Не все же беды от…
– Никогда, – заявил Евлампий. – Превращаться могут только оборотни.
– Стухни, замшелый! Без тебя все умные, – оборвал Оливье. – Произнесённое заклятье обратно в глотку не заткнёшь! Сыч обзавёлся совиным желудком и клювом с когтями. Стал видеть ночью и вертеть головой за спину. Лучшие врачеватели Благодатных земель три дня возвращали ему прежний облик, но так и не справились. Кое-что не переиначили. Не знаю насчёт желудка, глаза с когтями остались. Да и клюв у него здоровый! – дядя усмехнулся. – Так-то.
Голем покачал головой, но язык не распускал.
Дядя театрально вздохнул:
– За жёлтые буркалы Сычом и прозвали.
– А девушка? – напомнил я.
– Бросила, – оскалился Оливье.
Я поморщился.
– Не крючься. Я его спрашивал: «Хочешь покончить с собой?». Он ответил: «Что лучше с клювом жить, чем подыхать», – дядя загадочно прищурился, закрутив ус. – Наплюй на Сыча. Сегодня сбываются мечты. Давно ищешь путь в хранилище? – поддел он. – Идём!
– Сгораем от любопытства, – ответил голем и подмигнул мне.
Оливье ухмыльнулся и потащил меня в кабинет. А я думал о главе тайной канцелярии. Значит, и магам не везёт в любви.
– Как она могла так поступить? – не выдержал я.
Дядя покровительственно посмотрел на меня.
– Жалеешь Сыча? – спросил он. – Зря! Он бы тебя не пожалел, – и добавил, после того, как мы вошли. – Закрой дверь на защелку.
В дядиных покоях почти ничего не изменилось. Те же котелки над столом и таинственный шкаф с ухмыляющимся черепом и костями на двери. «Пожалеешь» прочитал я нацарапанную надпись и невольно сглотнул. На витраже по бушующим волнам реяла чёрная шхуна, а за штурвалом в зелёном камзоле, матроске и шляпе, грозно поглядывая одним глазом, застыл я.
– Будешь вылитый маэстро, – брякнул Оливье, сдвинул кресло и, скинув шляпу поскрёб череп.
– Как же она открывается? – шутливо спросил он.
– Никак, – рыкнула страшная зубастая рожа, проступившая на двери.
На меня таращились глаза-сучки, из-под которых вверх и вниз торчали обломанные острые ветки.
– Что это? – заикаясь, промычал я, позабыв про витраж.
– Охрана! – хохотнул дядя.
– «Домовой страж», – объяснил голем. – Полезешь перемелет…
– В фарш, – согласился Оливье.
Он нагнулся к пасти и что-то прошептал. Из деревянных зубов вырвался вздох сожаления. Рожа спряталась и дверь открылась внутрь. За ней уходила вниз винтовая лестница.
– Проходи, – насмешливо предложил дядя.
Я замотал головой.
– Чувствую наведённое заклятие «Полог отдохновения», – встрял голем.
– Чтоб тебя тухлым левиафаном накормили, – обиделся Оливье, – всё удовольствие испортил. Я пойду первым, ученик. Гляди под ноги, если шкура дорога. В хранилище ловушек больше, чем в гильдии Иллюзий.
– Да, учитель.
Дядя припустил по лестнице, а я след в след скакал за ним. Даже прижал руки к груди, чтоб не влезть куда не надо.
Тёмному сырому колодцу не было конца. Я уж боялся, что со всех сторон хлынет вода. Мы должны были пройти корабль насквозь и плыть ко дну долины.
– Где хранилище? – не выдержал я.
Вместо слов разнёсся жалкий писк, даже голем не расслышал. Лестница не кончалась, а колодец с каждой ступенью всё больше погружался во тьму.
Я прочистил горло и закричал со всех сил.
– Полундра!
Голем встрепенулся и заголосил:
– Полог отдохновения!
Оливье встряхнул головой и остановился.
– Задумался. Размечтался, – смутился он и закрутился на месте, размахивая рука.
Темнота наматывалась на него, пока в колодце не посветлело.
– Могли бы спускаться вечно, – объяснил голем.
Я сглотнул.
Лестница растворилась вслед за сумраком. Перед нами теряясь в тусклом свечении фонарей протянулся трюм. Почти такой же, как настоящий, только раз в десять длиннее и шире. Его от края до края перегораживали высокие старые шкафы с рассохшимися дверями. Между ними оставались узкие проходы, в которые я едва протиснусь боком. У стен выстроились гнилые бочки, накрытые сетями. Мешки, вёдра, бухты канатов, скрученные ковры с сундуками. Я зябко вздрогнул. Балки, перетянутые верёвками, протяжно скрипели. А за шкафами мигая бледными сполохами выделялся зелёный камень, изъеденный серыми, белыми и чёрными прожилками, закручивающимися в кольца.
– Чувствуй себя, как дома, – беззаботно проговорил дядя. – Скоро моя жизнь станет твоей!
– Постараюсь, – запинаясь, ответил я.
Дядя дотянул меня до диковинного камня. Вершина как шляпка гриба, а ножка как перевёрнутый бутон цветка.
– Зачем мы здесь? – заинтересовался Евлампий.
– Чтобы передать ученику знания! – провозгласил Оливье. – Удостоверимся, что он достоин такой чести?
– Как? – заволновался я.
– Через ритуал, – успокоил дядя. – Не дёргайся, тут не междумирье, никто не укусит. Клади руки на камень и повторяй за мной.
– Это что, объединяющий камень? – удивился Евлампий.
Дядя закивал.
– Что он объединяет? – запутался я.
– Жениха с невестой, – растолковал голем.
– Шутишь? – удивился я.
– Нет! Молодожёны приносят на нём клятву.
– Вот-вот, – поддержал Оливье. – Поклянись, что не предашь своего старого учителя.
Я с сомнением перевёл глаза. Не хотелось трогать гриб. Несмотря на мёртвую серость, в нём скрывалось жуткое подобие жизни. Как жениться, касаясь этого?
– Всю ночь здесь будем торчать? – расстроился дядя, улыбка сползла с его лица, а глаза беспокойно забегали. – Ужин пропустим!
– Без ритуала никак? – уточнил я.
– Ты мне не веришь? – обиделся Оливье.
Он завернул ус, сверля меня глазами.
– Я открыт и честен, – добавил он. – Ты мой ученик. Без ритуала в хранилище не войдёшь, «домовой страж» передавит тебя на сосиски. И корабль не подчинится, гремлин, знаешь ли, с кем попало не якшается.
– Но… – начал я.
– Мы должны закончить своё дело, – продолжил за меня голем.
– Спустить флаг, – сдался Оливье. – После ритуала я отдам символ свободы.
Я кивнул, а голем ободряюще похлопал меня по шее.
– Победили, – прошептал он так, чтобы не слышал дядя.
Я положил руки на
