Адепт не хуже прочих - Павел Николаевич Корнев
Я выругался и кинул скальпель на койку, а только плюхнулся рядом и обратил внимание на невесть откуда взявшийся на моей тумбочке конверт.
— Это что?
Дарьян в ответ покачал головой.
— Понятия не имею. Когда пришёл, он уже лежал.
Я озадачено хмыкнул, взял послание и обнаружил, что на том затейливым почерком выведено: «Лучезару из семьи Серебряного всполоха, младшей ветви рода Огненной длани». Сургучную печать отмечало изображение объятой пламенем пятерни, и стало ясно, что это прорезались «родственнички».
Вот только я не Лучезар, мне до их посланий дела нет. Опять же — чужого не беру.
Конверт отправился прямиком в камин, где и полыхнул синим пламенем.
— Ты чего? — удивился Дарьян.
Я лишь отмахнулся и вновь уселся на койку. Ощутил лёгкий зуд в кончиках пальцев левой руки, глянул на ладонь и с изумлением обнаружил, что по коже разбегаются пурпурные прожилки. Миг — и они дотянулись до запястья, начали оплетать его жутковатым узором, свились в жгут и поползли вверх по жиле.
Черти драные, отравили!
Глава 25
Отравили⁈
Так и пропал бы — растерялся и пропал, если б по руке не растёкся огонь, а после не завоняло горелой плотью и чем-то ещё даже более омерзительно-гнилостным. На коже начали вздуваться отвратительные волдыри, тогда-то и сообразил, что тут не обошлось без магии.
Прокляли! Меня снова прокляли!
Это и заставило собраться. Порча — не отрава, в первую очередь она поражает дух. А я не простец, я — адепт! Меня так просто не возьмёшь!
Я вогнал себя в состояние внутреннего равновесия и обнаружил, что аура потеряла былую стабильность, а в левой руке и вовсе светится зловещим пурпуром, кипит и даже выгорает. Проклятие тянуло в себя небесную силу и стремительно растекалось по кровеносным сосудам, отравляя и заставляя гнить плоть.
Тогда попытался вышвырнуть его вовне энергетической волной, но лишь распалил ещё сильнее. Пурпур хлынул вверх по предплечью с удвоенной скоростью, пришлось сковать его своей волей. Увы, проблемы это не решило, лишь до предела замедлило продвижение порчи, и не более того. Та стала просачиваться через выставленные барьеры, и тело начали корёжить судороги, но я сумел перебороть их и сосредоточился на отсечении проклятия от подпитки. После обретения внутреннего равновесия я предельно чётко ощущал все перетоки энергии, вот и начал один за другим передавливать зачатки меридианов.
Проклятие удалось сковать и остановить, но оно никуда не делось. Дам слабину — и вновь начну гнить.
Нужно выжечь эту пакость! И я даже знаю, чем и как!
Вот только решительно все мои силы сейчас уходили на обуздание порчи, и запалить пламень атрибута попросту не вышло. Я скрипнул зубами и пуще прежнего потянул в себя небесную силу, начал собирать её у солнечного сплетения и уже оттуда перебрасывать к левому локтю для блокировки меридианов и контроля проклятия. Выкраивал и придерживал сущие крохи, и даже так очень скоро пониже грудины затеплился бесцветный и совсем нежаркий покуда ещё огонёк.
Ну же! Делись надвое!
Дави-жги! Давай!
Прежде всегда останавливало премерзкое ощущение, будто вот-вот порву свой дух надвое, подтачивала решимость боль и заставлял сдать назад страх сделать что-то не так, но сейчас мне и без того уже было мерзко, больно и страшно — позволить себе слабость я попросту не мог.
Дам слабину — сдохну! Заживо сгнию!
Не хочу!
И я рванул пуще прежнего, разделил энергию на два потока, одним продолжил стискивать проклятие, другим запитал пламень атрибута.
Жги его! Жги!
Больно стало так, будто сунул руку меж двух раскалённых валков. Пурпурная мерзость вскипела, но не сгинула, её пришлось не выжигать даже, а выпаривать. И до конца сделать это так и не получилось.
О да! Воистину нет ничего прилипчивей старого доброго проклятия!
Чем яростней опалял ошмётки порчи призрачный пламень, тем меньше те поддавались напору белого огня. Более того — вскоре начали подрагивать в такт лихорадочному биению сердца, будто проклятие сумело врасти в атрибут и начало становиться частью моего духа. А станет — и всё, отсечь кусок не выйдет! Дух — неделим!
Я бросил выжигать порчу, но белое пламя и не подумало погаснуть: убийственный аркан присосался к нему, потянулся дальше и… Я вдруг ощутил некую прореху и всей своей волей вдавил туда порчу, вплавил её и запечатал намертво — так, чтобы уж точно не вырвалась. И — не вырвалась. Встала как влитая.
«Сможешь подвязать к атрибуту родственные арканы — аргументы», — всплыли в памяти вдруг слова Грая, а мгновение спустя потух полыхавший внутри меня белый пламень. Вместе с ним погасло и сознание. Я просто перестал существовать.
Очнулся в пустой белой комнате. Но не в морге. Для покойницкой здесь было слишком тепло, а сам я для хладного тела — чересчур живым.
«Наверное», — поправился, осмотрев левую руку, которая от локтя и до самых кончиков пальцев напоминала кусок недоваренного мяса. Под полупрозрачной сморщенной кожей отвратительными жгутами вздулись вены, а ногти почернели, но ничего не болело, да и двигалась обезображенная конечность должным образом, сжать кулак получилось безо всякого труда.
Я осознал себя лежащим на спине, сел и обнаружил, что небольшая комнатушка сплошь обита жёстким войлоком, будто бы меня поместили в палату для буйнопомешанных. Ладно хоть ещё в смирительную рубашку не затянули, всех изменений в одежде — отпоротый левый рукав.
— Интересно девки пляшут, — сипло пробормотал, а миг спустя что-то щёлкнуло, и чуть приоткрылась незамеченная мной до того дверь.
Намёк был понятней некуда, медлить я не стал и поднялся на ноги, к своему немалому удивлению и ещё большему облегчению, не испытав при этом ни намёка на головокружение. Я определённо был не только жив, но и вполне здоров. Меня даже не шатало!
Дошёл до двери, распахнул её и шагнул в освещённый магическими фонарями коридор, который привёл в помещение с вмурованной в каменный пол магической схемой — только не с привычным пентаклем, а какой-то несравненно более затейливой.
Внешняя окружность вспыхнула и погасла, я тяжко вздохнул и встал в центр колдовского рисунка. Тотчас начали помаргивать символы, повеяло энергией — сначала едва-едва, а затем призрачным сквозняком пробрало до самого нутра.
Кто-то взялся со всем тщанием изучать меня, и я тоже не стал терять время попусту: обратился к внутреннему зрению и привычным уже усилием погрузил сознание в
