Приключения бригадира Этьена Жерара - Артур Конан Дойль
Враждебность немцев особенно резко сказалась в деревне Шмолине, в пятнадцати верстах за Альтенбургом. Я остановился в небольшом трактирчике, чтобы промочить глотку и напоить мою бедную кобылку Виолетту.
Когда я поднял стакан, чтобы выпить за здоровье крестьян, которые сидели в таверне и пили пиво, все они поворотились ко мне спиной. Только один из них принял мой тост и крикнул:
— Чего хмуритесь, братья? Давайте выпьем за «С.-Д.!»
При этих словах все присутствовавшие осушили свои кружки и расхохотались, но в этом смехе не слышалось доброты и благодушия.
Я сидел и ломал себе голову над тем, что означает «С.-Д.». Затем, уже проезжая по улице, я увидал, что на одном дереве вырезаны те же таинственные буквы С.-Д. Я вспомнил, что во время пути мне пришлось несколько раз видеть на стенах домов и деревьях эти буквы, но я не обращал на них внимания.
Как-раз в это время мимо меня проезжал человек очень почтенной наружности.
— Не можете ли вы об'яснить мне, милостивый государь — что означают эти буквы С.-Д.? — обратился я к нему.
Старый немец поглядел на меня как-то очень странно и ответил:
— Эти буквы, молодой человек, означают совсем иное, чем буква Н.
И прежде, чем я успел произнести хоть одно слово, он дал шпоры лошади и помчался, что есть духу прочь от вашего покорного слуги. Я понял, что под буквой «Н» он подразумевает имя императора. Стало-быть, С.-Д. означает что-то такое, противоположное интересам императора. Очевидно, в наше отсутствие в Германии произошли важные события. Народ, прежде спавший крепким сном, начал шевелиться.
Я стал понимать, в чем дело. Вот что значат все эти злые, бунтовские лица! Нужно быть осторожнее.
Проезжая по лесу, я услыхал вдруг шорох и увидал под хворостом человеческое лицо, толстое, красное лицо человека, находившегося, очевидно, в сильнейшем возбуждении и беспокойстве.
Присмотревшись, внимательно, я убедился, что это тот самый пожилой немец, с которым я разговаривал час тому назад в деревне.
— Под'езжайте поближе, — прошипел немец. — Слезьте с лошади и сделайте вид, что поправляете сбрую. За нами, может быть, наблюдают шпионы, и если они только увидят, что я беседую с вами, то я — мертвый человек.
— Мертвый?! Но кто же вас убьет? — прошептал я.
— Меня убьет Союз Добродетели, меня казнят Ночные Всадники Люцова. Вы, французы, находитесь теперь в пороховом складе. Спичка уже зажжена, и порох скоро вспыхнет.
Я, продолжая оправлять ремни сбруи, спросил:
— Скажите, пожалуйста, что это за Союз Добродетели?
— Это — тайное общество. Оно подготовляет большое восстание с целью изгнать французов из Германии. Из России вас изгнали, теперь вас хотят изгнать из Германии.
— Стало-быть, буквы С.-Д. и означают этот самый Союз Добродетели?
— Да. Это своего рода сигнал. Я бы мог все это об'яснить вам и в деревне, но боялся, как бы кто-нибудь не увидал, что я разговариваю с вами. Я прискакал сюда, чтобы предупредить вас…
— Очень вам благодарен, — ответил я.
— Я нажил себе состояние, делая поставки в французскую армию, — сказал немец. — Ваш император был для меня добрым другом, но умоляю вас, уезжайте. Мы и без того чересчур много разговаривали. Пуще всего берегитесь Ночных Всадников Люцова.
— Это бандиты? — спросил я.
— Нет. Там собран весь цвет Германии, и они чувствуют свою силу. Скорее, скорее уезжайте отсюда.
Я послушался его и дал шпоры Виолетте. Если он сказал мне правду, то положение мое было очень серьезно, так как мне предстояло проехать еще семьсот пятьдесят верст по германской территории. Но я все же не очень беспокоился. Немцев я всегда считал милым, благодушным народом. Они охотнее хватаются за трубку с табаком, чем за рукоять сабли. Немцы любят находиться в дружбе со всем миром.
Так я думал тогда. Я не знал, что под личиной немецкого добродушия скрывается упорная и бешеная, дьявольская злоба, и что в этом отношении немец не уступит ни итальянцу, ни испанцу.
Под'ехав к месту, где дорога шла через дубовую рощу, я увидел, что между деревьями что-то мелькает. Потом на дорогу вышел человек в мундире, расшитом золотом. Мне показалось, что этот человек очень пьян, так как он шел мне навстречу, сильно шатаясь и чуть не падая на каждом шагу. Одной рукой он прикасался к уху, держа в руке красный носовой платок, который он прижимал к голове.
Я остановил лошадь и смотрел на прохожего.
Вдруг он тяжело упал на пыльную дорогу, подняв руки вверх и призывая на помощь. Теперь я увидал, что то, что я принял за красный платок, было на самом деле чудовищно громадной раной, зиявшей у него в горле.
— Что с вами? — воскликнул я, соскочив с лошади и подбежав к нему.
— Я умираю, —
