От дороги и направо - Станислав Борисович Малозёмов
Она появилась когда я уже километров пять неторопливо плелся по обочине. Это был огромный ЗИЛ-157КД. Красивый, сильный, сделанный для Советской Армии.
На гражданку его тоже отдавали. Туда, где очень тяжелые дороги. Точнее, где слово дороги вообще желательно не употреблять. У него была просторная кабина и огромный кузов. Незаменимая машина там, куда всяким ГАЗонам и старым ЗИСам лучше и не соваться. Я вышел на край асфальта и поднял руку. Этот монстр автомобилестроения затормозил и как вкопанный встал так, что правая дверь с опущенным стеклом была прямо напротив меня. Шофер, молодой загорелый орел в кепке с козырьком назад и в обычной домашней майке на широких лямках, высунулся в окно рядом со мной и чуть громче мотора крикнул:
– Куда тебе?
– До Владимира.
– А чего тогда тут стоишь?
– А где мне стоять? – Я повернул голову вправо.– Владимир же в той стороне?
– Шофер открыл мне огромную дверь и пальцем показал на сиденье рядом. Я запрыгнул, портфель поставил под ноги.
– Вот эта трасса идет на Горький, – парень протер тряпкой лобовое стекло изнутри. Закоптил папиросами, наверное. – А ты стоял прямо на развилке. Так вот дорога поменьше, которая влево уходит, она идет в противоположную сторону. Потом соединяется с большой трассой, которая как раз на Владимир.
– Вот, блин! – почесал я затылок – Получается, что мне неправильно объяснили. Или понял я не так. Мне в Горький не надо.
– А я и не еду в Горький. Я еду почти до Владимира, до села Байгуши. Это на Чёрной речке. Там выскочишь, а я влево сверну. Во Владимир три километра пёхом дойдешь.
– Да запросто! – Я обрадовался тому, что всё же повезло сразу.
И мы поехали. Дорога была похожа на военную, которую не просто часто бомбили, а ещё и точно попадали.
– Сейчас заедем в Молотищи, загружусь там. Семь тонн зерна в мешках. И поедем уже без остановок.
Мне было уже всё без разницы. Хоть куда заезжай, хоть чем грузись, но до Владимира, считай, я уже почти добрался. В Молотищах мужики вшестером почти полтора часа таскали мешки с тока и кидали их в кузов. Двое стояли на приёме и расставляли их аккуратно от кабины к концу кузова. Когда закончили, шофер вылез из машины и расписался у старшего в блокноте. И только тогда мы рванули вперёд без остановок, если не считать остановками боязливые торможения перед особо ядрёными ямами и буграми.
– Если от Мурома ехать, то сто тридцать километров всего, – сказал парень, не отводя глаз от калеченой дороги. – А мы вилять будем до большой трассы. Поэтому получается все сто пятьдесят, хоть и от Борисоглеба тронулись. А он сам от Мурома почти двадцать. Но по-другому мне никак. Загрузиться-то надо.
– А я уже не спешу, – мне стало весело и я рассказал шоферу о том, как добираюсь до дому. И, главное, сколько времени. Полтора месяца, считай.
– Володя я, – протянул руку шофер и машину сразу же швырнуло вбок.
Я тоже сказал как меня зовут. А потом спросил, сколько стоит моя поездка до Владимира. И зря это сделал. Володя тормознул резко, остановился, посмотрел на меня внимательно и спросил:
– Ты русский вообще? Не из Америки приехал? Это там за всё платят. А тут, мужик, родина моя. Россия, мать её! Я зарабатываю грузами. Вожу всякую хрень. И зарабатываю работой. А тебя везти с твоим чемоданом работа, что ли? Одно удовольствие. Языки чесать будем. Ехать не скучно. Ещё раз заикнешься про деньги – высажу. Жди автобуса. Там и заплатишь. Или пешком иди. Или лови другого. Может у него совести не будет, так он и возьмет с тебя трояк. А я тебе просто добраться помогаю. За человеческую помощь обычную кто деньги берет? Суки и берут всякие. Жлобины. Слава Богу, у нас тут таких нет пока. Своих, я имею в виду. Понял всё?
– Понял, Вова, – я закурил и стал глядеть в окно направо. Мы ехали вдоль небольших лесных колков, маленьких озер и тонких петляющих речушек. Между ними как-то помещались длинные или, наоборот, квадратные деревеньки , поставленные тут, похоже, пару столетий назад. Вид у них был такой, что прямо на ходу хотелось выпрыгнуть, поправить деревенские заборы косые да кривые, слепленные из жердей, дома побелить, крыши подтянуть, чтоб дыр не видно было.
– Как тут живут люди? – спросил я в общем то-то сам себя.– Деревни драные, как вроде Мамай через них прошел с войском.
– Живут…– Володя сказал слово и умолк минут на пять. Потом очнулся от своих раздумий и ответил.
– Здесь плохо живут. Здесь делать нечего. Земли отдали большим совхозам. Технику сюда не дают. Ну, на кой чёрт она тут, если делать нечего? Мужики ездят на лошадях работать в совхозы. Бабы стирают, детей пасут, да жрать готовят. Мужики целыми днями за пятьдесят километров ездят вкалывать. Приезжают как побитые. Когда им заборы править и крыши? Ну, когда? Если ты с утра до ночи то на услужении, то в дороге. А платят с гулькин хрен. И убежать отсюда некуда. Везде одно и то же.
Он многоэтажно выматерился и плюнул за окно.
– Я сам в таком селе живу. Повезло просто. Машину дали в Муроме. Отцов друг там начальник большой. Пристроил меня. А так бы сейчас тоже мотался за семь вёрст киселя хлебать. Жидкого. В какой-нибудь совхоз-гигант передовой… Хвосты коровам крутить за сорок рублей. Мать её так, эту жизнь дешевую. Никому мы тут, на своей земле, толком не надобны. Так, подай-принеси…Тьфу ещё раз!
Он надолго умолк и ехали мы, трясли свои внутренности, подпрыгивая головами до потолка кабины. Но ехали. Приближались к заветному месту. Откуда мне до дому уже не беда добраться. А полбеды. Или даже меньше того.
На Черной речке мы пожали руки. Я вышел, не успел уклониться от пыли с обочины, которая развеселилась мгновенно от бурного старта огромного грузовика. Всё пришлось чистить и отряхивать снова. Владимир – не Забубенновка какая-нибудь вам, а цивильное место, почти мегаполис. Пришел я туда быстро, сел в автобус, в центре перепрыгнул в другой, который шел на вокзал. Там встречающие уже бежали по отполированному ногами цементному перрону вдогонку нужным им вагонам. Только что прибыл поезд Красноярск-Москва. Пассажиры из тамбура метали точно в руки своих, догнавших вагон, сумки, чемоданы, мешки и ящики. После чего ссыпались на твердь Владимирскую и, пошатываясь от остаточного воздействия долгого пути, брели с радостными лицами вслед за своим багажом. Все они выглядели как Иисус, снятый только что с креста, но сил у них, однако,
