От дороги и направо - Станислав Борисович Малозёмов
-Эй, мать твою перемать, быдло ты поганое, чучело недоделанное! Стоять! Куда прёшь!? Стрелять буду! А ну, пошел вон!
Предмет остановился. Слышно было как он шумно и хрипло вздохнул. Потом откашлялся человечьим вполне голосом и заорал погромче меня.
– Заткнись, сынок! Деда Василия не признал?! Матом кроешь в культурном месте! Сейчас подойду, жди. Палкой врежу – забудешь как старших матюгать!
Ну, я, конечно, сразу понял, что это не леший и не Соловей-разбойник.
А если не они, то своей палкой я бы это существо русскоговорящее тоже приголубил не слабо. Закурил ещё одну. Поволновался же немного. И стал ждать.
Быстрее, чем я ожидал, передо мной, обогнув толстый сосновый ствол, объявился натуральный дед с рыжей бородой, такими же усами. В плащ-накидке военной и совершенно несуразной солдатской панаме, какие носят воины в Средней Азии.
– А ты чего подумал? – засмеялся дед Василий вместо «здравствуйте» – Небось, шуганулся, что грабитель к тебе ломится? А чего отбирать-то у тебя? Даже грибов не насобирал. Отобрал бы я грибы. Точно говорю.
– Это если бы ещё я отдал, – сказал я, разглядывая смешного деда. – А ты, дед Василий, какой злой судьбой заброшен в эти дебри? Я вот из любопытства. И я рассказал деду очень коротко о пути своём до дома родного.
Он скинул с себя сначала рюкзак, болтавшийся на спине, потом и накидку сбросил. Остался в толстой прошитой безрукавке, на голое тело напяленной, и в синих парусиновых штанах. На ногах дед имел кирзовые сапоги, старые и пыльные.
– Я грибник. Потомственный, – он достал мешочек с табаком, листок от календаря-численника, послюнявил его, скрутил «козью ногу», аккуратно бросил в неё две щепотки табака и примял. – Всю жизнь, сколько помню, собираю грибы. Опята и боровики. Грузди иногда. Бабка потом всё, акромя груздей, сушит, а грузди солит и всё это продает на трассе проезжим. Берут хорошо. Потому живём мы с бабкой при достатке, у детей своих копейки не берём. У меня тут, в лесочке, четыре дорожки. Я лет пятнадцать последних только по ним и хожу. И всегда рюкзак полный у меня к обратной дороге. А вот ты сейчас куда идешь-то?
– На дорогу. Из леса хочу выйти. Потом зайти в Борисоглеб и сразу – на трассу до Владимира. Потом дальше. В Казахстан мне ехать.
– А ты бы и шел прямо. Туда вон. Слышишь, бензопилы визжат, топоры стучат. Трактор рычит. Ну, слышишь? – Дед глубоко затянулся и выдохнул, выбросив мне в лицо порцию махорочного аромата.
Я стал напряженно вслушиваться и через пару минут оторопел: как же я мог не среагировать на такие отчетливые механические шумы? Наверное, не поймал их мой мозг, потому что мне, городскому, шумы похожие были так же привычны, как звук работающего холодильника, на который никто никогда не реагировал. Видимо, шум бензопил слился в моём мозге со звуком привычной дрели. В домах наших все соседи всегда что-то сверлят. Это известно и привычно всем. Вот ноющие бензопилы и проскользнули мимо ушей. Как и тупые удары топоров, напоминающие топот соседей сверху.
– Да ну… – я смутился и отвернулся. Дурацкая была ситуация. – Не хотел на людей выходить. Самостоятельно припекло выход найти.
– Тогда иди вот так. Как будто самостоятельно. – Дед Василий протянул вперед точеную и шлифованную палку с крючком на конце. – Ровно иди, не виляй. Метров через пятьдесят ольха сплошная пойдет. Иди через ольху, не уклоняйся. И ещё через сто метров вылетишь из леса как из курицы яйцо. А я дальше пойду. Мне ещё надо до семи к телевизору успеть. «Спартак» сегодня «Зенит» долбить будет. Пропускать нельзя.
Мы попрощались с дедом за руку, похлопали по плечам друг друга и разошлись. Через полчаса я добрел до массива из ольхи, а ещё через столько же вывалился из муромских дебрей на волю. Справа от меня, на час ходу, стоял Борисоглеб. На него я и нацелился. Шел быстро, попутно раскатывая до туфель от колен штанины, которые в расправленном виде смотрелись как меха у гармошки. Стучал себя со всех сторон ладонью, сбивая пыльцу, отрывал аккуратно и медленно от кофты и штанов присосавшиеся останки лиан, стряхивал с волос мелкие кусочки коры, веток и лепестки желтых цветков. В общем, привел себя в тот вид, которого не должны были пугаться встречные и попутные местные жители.
Ближе к Борисоглебу текла тихая неширокая река, через которую был перекинут добротный бревенчатый мост. У моста торчала длинная жердь, А на жерди правление города крепко приколотило синюю покрашенную дощечку с белой неровной надписью «Река Ушна». За Ушной медленно и покато рос зелёный цветастый холм. Я тихонько доплелся до верха холма и обомлел. Передо мной лежало старинное село Борисоглеб, а из его сущности, диковинной, как всё старое русское, росла несказанной красоты пятиглавая церковь. Белая, каменная, увенчанная золотыми головами-куполами. Вечерний закатный свет швырял от неё щедро в разные стороны мягкие и длинные золотистые блики. Они падали сверху на жестяные белые и коричневые крыши, на зелень верхушек деревенских тополей и вязов, создавая иллюзию волшебной и невыразимой словами фантасмагории. Я долго стоял, смотрел, фотографировал, а потом пошел в село. Первого же встречного, мужика на велосипеде, спросил как называется церковь.
– А это храм Рождества Христова, – мужик не останавливался и последние слова долетели до меня с заметным угасанием.
– А монастырь есть у вас? – закричал я вслед велосипедисту. Но он уже вильнул за угол, оставив за собой струйку прозрачной, тронутой светом куполов золотистой пыли.
– Есть, есть тут у нас монастырь женский. – Сзади девичий голос ответил вместо шустрого мужичка. Я обернулся. Метрах в пяти от меня стояла девушка с ведром молока в одной руке и с маленькой дочкой в другой.
– Только потом там и для мужиков часть двора отгородили. Сейчас там и монашки и монахи. Праведные такие – сил моих нет!
Она смущенно засмеялась и пошла, наклоняясь то к ведру, то к девчонке.
Я походил недолго по селу, постоял возле церкви, в монастырь решил не ходить, вспомнил туристку с её рассказом про подружку Машку, её добровольное, чистящее душу заточение с хахалем на пару в женском монастыре и улыбнулся: – Не врала, значит, тётка! Молодец!
А на выходе из села уточнил у здоровенного парня, загонявшего во двор гусей, дорогу к трассе и уже через час
