Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского
– Что с вами, Фирс Игнатьич?
Фирс Игнатьич вместо ответа провел над головой круг рукою.
Андрей Павлович испугался.
– Голова кружится? – спросил он.
Фирс Игнатьич только кивнул в знак подтверждения.
– Вам надо чего-нибудь принять; у Дарьи Ивановны есть разные домашние лекарства, я схожу к ней.
И Андрей Павлович побежал к Дарье Ивановне. Через минуту она, бледная, перепуганная, явилась с сткляночками в руках.
Фирс Игнатьич вспыхнул, ноги его подкосились; он присел и взялся за голову.
– Воды, воды! – вскричала Дарья Ивановна и сама побежала в кухню за водой.
– Выпейте скорее гофманских, – сказала она, возвратясь, и начала было отсчитывать капли; но руки ее дрожали. – Не могу» руки трясутся; Андрей Павлович, налейте пятнадцать капель… Успокойтесь, голубчик, Фирс Игнатьич, это все сейчас пройдет… Отсчитали? давайте… выпейте, голубчик» Фирс Игнатьич… Господи, благослови!…
Фирс Игнатьич выпил и поцеловал ручку Дарьи Ивановны.
– Вы бы прилегли, – сказала она, – прилягте, голубчик! успокойтесь.
Фирс Игнатьич прилег на диване, Дарья Ивановна и Андрей Павлович сели подле него и молчали. Через несколько минут утомленные глаза Фирса Игнатьича закрылись.
Дарья Ивановна дала знак пальцем, что теперь надо дать уснуть Фирсу Игнатьичу, и на цыпочках вышла из комнаты; Андрей Павлович вслед за ней.
– Что это с ним сделалось?
– Мне кажется, и вчерашнего дня он был нездоров; мы разговаривали об вас.
– Обо мне?
– Да. Он, Дарья Ивановна, вас очень любит и сказал мне, что ни за что от вас с квартиры не съедет, хотя бы, говорит, чинить дом пришлось на свой счет.
– Голубчик! да что ж с ним сделалось вдруг?
– Да заговорили о том, что вы покойного супруга очень любите… это, кажется, подействовало на него… он думает, что вы никого уж так любить не можете…
– Это кто ему сказал?
– Ему так кажется, потому что как ни начнет говорить с вами о себе, а вы сведете разговор на покойного супруга.
– Ах, батюшки, да как же мне его из головы выкинуть, согласитесь сами.
– Оно, конечно, да все лучше бы не упоминать.
– Право, не знаю, что может это мешать, если б я еще его не добром поминала.
– Все как-то неловко.
– Да, пожалуй, я постараюсь ни слова не говорить с ним о покойном муже.
Несмотря на данное слово, Дарья Ивановна не могла сдержать его. От гофманских капель Фирс Игнатьич совершенно оправился.
– Она воскресила меня! – говорил он Андрею Павловичу, – не приди она, я бы умер.
Собравшись с духом и подстрекаемый Андреем Павловичем, он, наконец, решился объявить Дарье Ивановне задушевное желание сочетать судьбу свою с ее судьбою.
«Теперь прекрасный случай, – думал он, – начну с благодарности за участие ко мне и за оказанную помощь, а потом и объявлю… Ну, с богом!»
И вот Фирс Игнатьич, разодевшись и прихолившись, отправился на половину хозяйки. Вошел и смутился, поцеловал ручку, сел и молчит. Дарья Ивановна, предчувствуя решительную минуту, также была смущена и тяжело дышала.
– Дарья Ивановна, – начал, наконец, Фирс Игнатьич, – я столько вам обязан, что уж и не знаю как благодарить.
– Помилуйте, Фирс Игнатьич, какая благодарность, вы как родной у меня, – отвечала Дарья Ивановна.
Фирс Игнатьич глубоко вздохнул.
– Если б я был так счастлив, – начал он; но на беду Дарья Ивановна чихнула.
– Желаю здравствовать!
– Покорно благодарю! Вот видите ли, что правда? Покойный мой муж необыкновенно как… Ах, дура, что это я? – прибавила про себя Дарья Ивановна, спохватившись.
– Что изволили сказать? – спросил Фирс Игнатьич.
– Ничего… так, я вспомнила… Ах, ты господи! – И Дарья Ивановна смутилась.
Приятная наружность Фирса Игнатьича вдруг обратилась в суровую. Это заметила Дарья Ивановна. «Ах, дура я, дура! – подумала она, – все дело испортила!»
И на глазах ее невольно выступили слезы.
Фирс Игнатьич посмотрел и вздохнул.
– Не угодно ли в пикет? – сказала Дарья Ивановна, желая отвлечь разговор от всех возможных воспоминаний.
– Если прикажете!
Но о предложении Фирс Игнатьич уже ни слова.
– Нет, брат, – сказал он на другой день Андрею Павловичу, – какое тут предложение, когда по сию пору только что вспомнит о муже, тотчас и слезы на глазах.
– Ей-ей, вы ошибаетесь!
– Нет, любезный друг!
– Ну, позвольте мне за вас объясниться с Дарьей Ивановной.
– Нет, это неловко! Спасибо, брат, у меня у самого язык есть, да дело не в том!
После усильных просьб и убеждений Фирс Игнатьич согласился, наконец, чтоб Андрей Павлович был его сватом. Дело решилось; однако же и тут, в минуту объяснений, Дарья Ивановна дала промаху: некстати упомянула о муже и заплакала; но по простоте души тотчас же призналась, что она плачет не об нем, а с досады на себя.
Когда душа в человеке расцветает, все вокруг него начинает цвести. Домик Дарьи Ивановны как будто снова оделся цветом: крыша покрылась железным листом, стены законопатились, снаружи обились новым тесом, внутри обклеились обоями. Помолодели и Фирс Игнатьич и Дарья Ивановна, точно как будто кто обшил их новым тесом, обклеил алыми обоями – весело смотрят, как все приходит в порядок, строится по обшей их мысли. О Наташеньке и Андрее Павловиче нечего и говорить. Наташенька тралла-ла, тралла-ла по комнате от радости, а Андрей Павлович то и дело: голюпцик мой, потялуй меня! Словом – День веселия настал, все утехи прилетели, птички громче все запели.
А в городе не одна уже, а все дамы говорят: «Я говорила, что Фирс Игнатьич не даром стоит на квартире у Дарьи Ивановны!»
Вот уж назначен и день свадьбы. Вдруг почтальон приносит Дарье Ивановне повестку: письмо со вложением двадцати тысяч, У Дарьи Ивановны подкосились от ужаса ноги. «Господи, боже мой, откуда такой клад?» – повторяет она, торопясь в почтовую экспедицию.
Там сам почтмейстер встречает и принимает ее под руки, помощник провожает, а почтальоны почтительно кланяются.
– Изрядная сумма! из Шклова! – сказал почтмейстер, разрезывая толстое письмо с пятью печатями и вручая ей.
– Господи, боже мой! от кого ж это из Шклова?… «Любезная тетушка… с год назад вы писали ко мне… просили прислать… тогда у меня, ей-ей, ничего не было… Теперь очень рад служить вам…» – Вася!… ах дорогой мой Вася! – проговорила Дарья Ивановна, едва переводя дыхание.
– Верно, вам на свадьбу подарок?
– От племянника, – отвечала Дарья Ивановна.
– Наташа, Наташа! – вскричала она, прибежав домой. – Смотри-ко! читай!
Наташа стала читать письмо.
– Голубчик мой! – вскричала Дарья Ивановна, когда Наташенька прочла: «Вы да Наташенька – только и родных у меня!» – кто бы подумал, что из такого повесы выйдет порядочный человек? ну?
