Александр Мартынов - В заповедной глуши
— Трр-аа, зараза!
Обычно он не ругался на животных — тем более, на коней, тем более, что был рад снова оказаться в седле — соскучился. Но вот поди ж ты…
Михал Святославич тем временем тяжеловато взобрался в седло и ругнулся:
— Чёртово средневековье, никогда не привыкну… Валентин, познакомься, это Мора…
Мора, это Валентин…
Капюшон качнулся в сторону Вальки, и тот поймал себя на глупом желании сказать что-нибудь развязное. Вместо этого мальчишка заставил себя чуть поклониться в ответ и почувствовал, что стало легче.
Так, а с чего ему вообще затяжелело-то? И опять Валька обнаружил, что непроизвольно всматривается в темноту под капюшоном, чтобы увидеть её глаза снова.
Он за полминуты уже второй раз хотел сделать что-то независимо от сознания.
Действуя коленями — видно было, как они ходят под плащом — девчонка повернула коня и рысью пошла по прогалине.
Ты видишь, как пляшут огниДалёких костровНа лицах вождейУмерших племён? —
почему-то вдруг всплыло в памяти Вальки, и он поскакал следом — снова сам не сообразив, что скачет и не оглядываясь на Михала Святославича (тот явно предпочёл бы шаг, а то и вообще свои ноги). Мора…»Мора» — кажется, по-ирландски — «Смерть».Девчонка и правда похожа на классическую ирландку, разве что не зеленоглазая… ну вот, опять глаза. Что случилось-то, блин, в конце концов, как Витька скажет?!.
…До полной темноты успели проехать километров десять, не меньше — темнело как-то неохотно, как неохотно светало по утрам. Дождь не прекращался. Валька думал, что сейчас они остановятся, но Мора коротко сказала:
— Уже близко, — и Михал Святославич, уже плохо различимый во мраке, явно кивнул.
Валька всё-таки сделал глупость — попытался завязать разговор.
— А твои родители, — он послал коня вровень с девчонкой, — они что, тут живут?
— Слышал такую песенку? — поинтересовалась та из-под капюшона:
— Я — дитя любви печальной.
Мать — плотва.
Отец — Чапаев… Ещё что спросишь?
— Да нет… — смешавшись, пробормотал Валька.
— Ну и отлично, — и девчонка, ткнув каблуками сапог конские бока, унеслась вперёд.
— Поговорили, — сказал Валька и сплюнул в грязь.
— Это точно, — насмешливо сказал Михал Святославич — оказывается, он нагнал Вальку. — Да ты не расстраивайся очень-то.
— С чего мне расстраиваться? — удивился Валька. Лесник покачал головой:
— А вот врать и вовсе ни к чему. Вижу ведь, что она тебе понравилась.
— Она кто? — Валька решил уйти от этой темы к другой — в самом деле его интересовавшей. Михал Святославич качнул головой:
— Бретонка. Мора Лаваль. Один здешний человек её из Боснии привёз в 95-м, ей тогда и было-то года три. Вытащил из мусульманского гарема, от тамошних добился только кто такая и как зовут, а ещё — что её во Франции украли… что так смотришь, европейских детей крадут не только в России… хотя и не в таких масштабах, как там. Сперва пробовал родителей найти, потом плюнул и стал воспитывать, как дочь. Вот такое и получилось, воспитатель-то из того человека, прямо скажем…Вот она и по неделям дома не живёт, чуть что — нож в ход пускает, без шуток, читать и писать ни на каком языке не умеет и не желает уметь. Зато для нашего дела человек первостатейный. Мусульман ненавидит генетически, горожан презирает…
Дождь усилился. Кони перешли на шаг, потом снова на рысь, и Валька понял: рядом дом. В смысле — их дом.
Деревья расступились. Появившаяся широкая тропинка, почти дорога, с небольшим уклонам уводила вниз, где среди сливавшихся в сплошную чёрную массу деревьев неярко горели несколько огоньков.
Трое всадников начали спускаться по раскисшей дороге. Кони тяжело оседали на задние ноги. Валька слышал, как шёпотом ругается Михал Святославич, и мальчишке вдруг стало смешно: супермен-спецназовец не умел ездить верхом!
Внизу спуска огоньки пропали. Но Мора уверенно свернула направо и отпустила поводья — кони вновь сами пошли рысью, а через какую-то минуту выяснилось, что эти огоньки — два парных электрических фонаря по бокам от старых ворот, возле которых, как возле коновязи, стоял ещё один конь. Под левым фонарём замер человек в короткой куртке и широкополой шляпе, с полей которой струйкой стекала вода. Вдоль ноги человек — стволом в землю — непринуждённо держал АКМС.
Следом за Морой Михал Святославич и Валька тоже спешились и забросили поводья на решётчатую раму ворот.
— С приездом, — человек в шляпе пожал Михалу Святославичу руку, потом обнялся с ним. — Как добрались?
— Нормально. Сталкеров видели. А так всё в порядке.
— Мора, отведи коней и покажи парню, где поесть, обсушиться и поспать, — приказал — не сказал, а именно приказал — человек девчонке. — Пошли, Михал.
Они канули в темноту. Михал Святославич Вальке не сказал ни слова! В другую сторону девчонка увела коней. Валька остался стоять идиот идиотом. Но Мора вернулась неожиданно быстро — и показала рукой: иди следом. Валька двинулся за ней.
Под ногами оказалась бетонная тропинка. В промозглой тьме Валька различил шахматный порядок небольших будок между высокими голыми деревьями, какие-то металлические конструкции. Всё это не имело жилого вида. Но тем не менее Мора свернула именно к одной из этих будок. Щёлкнул металл. Валька шагнул впереди девчонки в тёмное помещение; за спиной опять щёлкнуло, Мора сказала коротко:
— Свет.
Дневной свет залил узкий длинный коридор, обшитый панелями мягкого кремового цвета. Влево и вправо уходили ряды обитых коричневой кожей дверей с номерами — белыми в чёрных ромбах. В дальнем конце коридора виднелась ещё одна дверь — двустворчатая, на ней была тоже табличка, неразличимая отсюда.
— Сюда, — Мора открыла дверь под номером «8». — Замка нет, но тут никто не входит без разрешения. Внутри скажешь «свет». Надо будет погасить — хлопнешь в ладоши. Там сам разберёшься.
И — преспокойно отправилась на выход.
Валька глупо хмыкнул ей вслед. Шагнул внутрь. И сказал:
— Свет…
…Это была настоящая квартирка. Комнатка-спальня — с компьютером. Душ. Туалет. Маленькая столовая. Аппаратура искусственного климата. В холодильнике на кухне оказались консервы и сублиматы. Валька со стонами удовольствия разделся, побросал грязную одежду на пол душевой и влез под горячий душ. Сперва он думал, что потом поест, но после полуминуты под горячими струями понял, что хочет только спать. Ничего больше. Он не мог заставить себя вычистить оружие и хотя бы вымыть сапоги. Без наигрыша качаясь, мальчишка протащился в комнату и залез под лёгкое тёплое одеяло на прохладные простыни. Хлопнул в ладоши.
