ESCAPE - Алиса Бодлер
Мужчина склонил голову набок. Я не мог распознать его эмоции, потому что он вел себя в точности так, как ранее на приемах: слушал и внимал, но не комментировал.
– Я в корне не согласен с тем ярлыком, что вы на меня навесили, – я выплескивал весь накопившийся у меня негатив в собственные слова, потому что не собирался повторять их. – Более того, я считаю, что такое поведение показывает вашу некомпетентность и ломает то доверие, что было между нами в рамках нашего рабочего взаимодействия. Я закончил.
Высказавшись, я почувствовал, как напряжение отпускает меня изнутри. Возможно, выпустить эту обиду из себя было все-таки необходимо. По иронии, я пользовался теми методами, которым меня обучил Константин, по отношению к нему самому.
– Почему же вы не сообщили мне эту позицию прямо, посчитав нужным изолироваться? – специалист нахмурился и взял в руки салфетку, заботливо уложенную под его все еще пустующую тарелку. Кажется, есть в этом месте он не собирался. Еще бы!
– Потому что я имею на это право как пациент. Вы никем мне не приходитесь – следовательно, я не обязан перед вами отчитываться.
Константин вновь улыбнулся, но на этот раз его эмоцию нельзя было трактовать как позитивную. Губы доктора растянулись так, что выражение лица предполагало некую горечь. Как будто он съел дольку лимона, но предпочел никому не сообщать о том, насколько кислой она оказалось, и сохранял хорошее расположение духа. Таким я видел его впервые.
– Я думал, в местечке «У Джозефа» мы прояснили одну важную деталь, – заглядывая мне в глаза, отвечал он. – Я не брал с вас денег, Боузи, не потому, что не считал часы, которые провел вместе с вами на выезде. А потому, что оказал вам услугу не как своему пациенту.
Тошнота внутри усилилась. Со времен своего взросления в приюте я знал, что такое «моральные обязательства». О них нам с большим энтузиазмом, напоминали наши воспитатели. «Каждый бесплатный стакан воды требует оплаты впоследствии», – говорили они. Это касалось нас, особенных детей, напрямую. По глупым человеческим установкам, лишь родственники могут оказывать помощь безвозмездно. Так как у нас семьи не было, мы лишались такой привилегии априори. С тех пор я старался не позволять никому оказывать мне услуг, потому что знал, что могу быть не готов к размеру последующей оплаты. Совершать акты милосердия я мог позволить лишь Иви, от которой, несмотря на безграничное доверие, я боялся получить «чек» за оказываемую заботу больше всего. В местах, где растут такие дети, как мы, очень доступным и понятным языком доносят главные правила жизни, механизмы, по кругу которых бегают человеческие взаимоотношения. И до сегодняшнего дня мне казалось, что я усвоил их хорошо. Но в конечном итоге оказался в абсолютно немыслимой для самого себя ситуации. Я забыл, что сидящий передо мной человек никогда не был моим другом. И сейчас, должно быть, он потребует то, что я ему должен – оплату.
– Сколько вы хотите? – я разблокировал приложение мобильного банка на смартфоне и был готов перевести ему любую сумму, воспользовавшись кредиткой, которую отложил на черный день.
Он рассмеялся и закрыл лицо руками. В желудке стало совсем неприятно.
– Боузи, вы – поразительный человек. Я только что сказал, что помог вам не как пациенту, а вы требуете от меня счет. Неужели вы действительно не можете проследить за противоречием в собственных словах? Если у нас были только рабочие отношения, то каким образом вы можете объяснить то, что чувствуете предательство? Вы не правы в том, что это ощущение возникло в рамках нашего делового взаимодействия, ведь наша последняя встреча даже не выглядела как прием. Пациенты действительно не обязаны отчитываться мне в случае, если их не устраивает моя работа. Однако давайте вернемся к тому, что вас сподвигло к такому поступку. Вас не может предать лечащий врач, он просто выполняет свою работу.
Он окончательно запутывал меня своими словами, и я чувствовал, как необъяснимо болезненное место на макушке вновь наливается болью. Притрагиваться к еде я не рисковал. Боялся, что меня стошнит прямо здесь, прилюдно.
– Я не понимаю, – с усилием выдавил я.
– Зато я хорошо понимаю происходящее, и за тем я здесь, – доктор брезгливо отбросил смятую салфетку на тарелку. Теперь его неприязнь к окружающей атмосфере читалась открыто. Что ж, хотя бы насчет его снобизма я ничуть не ошибся. – То, с чем вы столкнулись, называется эффектом переноса. Вы проецировали определенный класс чувств на меня, как на вашего специалиста. В данном случае ваша агрессия вызвана отнюдь не мной, как психотерапевтом и не моим профессиональным поведением. Наверняка для вас я исполняю определенную функцию отсутствующего в вашей жизни человека. И вы априори воспринимаете меня не как врача, но как того, чью роль решили мне отдать.
Я сжал зубы так, что почувствовал скрежет. Однажды, во время гигиенической чистки, стоматолог сказал мне, что такие действия стирают эмаль, и уже сейчас мои компульсивные действия принесли за собой изменения. Но это, к сожалению, не избавило меня от привычки.
– Разожмите челюсть, – с небольшой степенью давления произнес доктор.
Константин, конечно, об этой привычке знал. Я сцепил руки в замок, уткнулся локтями в стол покрепче и посмотрел ему в глаза.
– Прекрасно, что вы разобрались в наших отношениях, какими бы они ни были. Но я все еще не понимаю, почему вы здесь, если вам ничего от меня не нужно?
– Потому что существует контрперенос, Боузи, – мужчина тяжело вздохнул. – И это значит, что с ролью, которую вы мне дали, я согласился.
Я почувствовал, что под носом защипало, но это никоим образом не было связано с кровотечением, которое застало меня в метро. Самое время было срочно отвлечь себя чем-то, поэтому я не нашел выхода лучше, чем все-таки начать есть, перебарывая тошноту. Врач смотрел на то, как я поглощаю свою порцию блинчиков со скоростью света, и решился вмешаться только после того, как я уничтожил один из них.
– Чем я могу тебе помочь? – галантно разрушил последний барьер доктор.
– Такой, как ты? – я горько усмехнулся. – Помочь мне?
– Тебя смущает цена моего костюма, возраст или что-то другое?
Я подумал, что ответ, звучащий как «все вместе», прозвучит довольно грубо.
– Предполагаю, что возраст вписывается в твою роль, – я пожал плечами. – Меня смущает твоя профессия.
– Если первым, о чем ты будешь вспоминать, смотря на меня, станет желе из угрей, тебе станет легче.
После резкого перехода в обращениях дольше держать себя в руках не получалось. Я позволил стрессу, смешанному со смешком от воспоминаний
