ESCAPE - Алиса Бодлер
– Дядя!
Конечно, таким желанным гостем для мальчика в его нынешнем состоянии мог быть только Герман. Я не был удивлен его приходу, и, как ни странно, будучи в той самой возрастной категории, что упорно отрицала личность Бодрийяра-старшего, не видел в нем ничего отталкивающего или неприятного для себя. Движения силуэта дяди выглядели спокойными и уверенными. Но мужчина торопился. Он ждал этой встречи так же сильно, как и сам Рей.
Высокий силуэт приземлился рядом с нами, замыкая тройку сидящих на берегу. Он обнял мальчика за плечи и взял из его ладони камушек, намереваясь запустить в пруд. Как ни странно, в движениях Германа прослеживалось что-то, отчаянно напоминающее действия Реймонда, свидетелем которых я был только что. Осанка, взмах руки и даже движение плечей во время броска. Я не мог утверждать, насколько они были похожи внешне, но из-за «узости» передаваемой мне картинки мозг цеплялся за любые мелкие детали.
– Я больше не могу там находиться, – голос Реймонда звучал так громко, что я почувствовал, что он обращается к нам обоим. – Это просто отвратительно!
– Я знаю, о чем ты, мой мальчик.
Бросок взрослого все-таки сбил кувшинку, за которой так старательно охотился мальчик.
– Ты знаешь, но не забираешь меня. Сколько я об этом прошу? Я состарюсь и умру с ними, если ты ничего не сделаешь. Почему ты не можешь понять?
Герман шумно выдохнул:
– Совсем скоро все изменится, и тебе нужно быть терпеливым, малыш. Я уже говорил. В конце концов, они – твоя семья. Я обещаю, что заберу тебя, как только ты подрастешь.
– Но я уже достаточно взрослый! – вскрикнул Рей.
Подросток сорвался с места и бросился в кусты. Бодрийяр-старший побежал за ним следом, а я не намерен был отставать.
– Рей, я больше не могу пересечь порог этого дома! – кричал дядя племяннику вслед. – Ты знаешь, что твоя бабушка…
– Бабушка, мама, папа… Да мне плевать на них всех, Герман! – грубо перебивал его Реймонд. – Почему никто не думает обо мне?! Я просто хочу жить с тем, кто не считает меня неудачной копией отца, которую можно сломать перевоспитанием. Не хочу всего того, что они на меня навешивают, не хочу того, что они пророчат. Они не слышат ни слова, не воспринимают и не считают меня живым и настоящим!
– Послушай.
Мужчина, наконец, нагнал мальчишку и резко остановил того за плечо. Еще пару мгновений, и я бы рисковал в них «врезаться».
– Я был на твоем месте, – пытался успокоить подростка Герман. – Ты не хуже и не лучше их, ты просто родился другим. И нужно тебе совершенно другое.
– Почему ты не мог быть на месте моего отца?! – до истерики Рея оставалось всего чуть.
– Именно потому, что я – другой, но такой же, как и ты. У меня не было ни единого шанса завести собственную семью. Когда ты родился, я понял, что ты – мой ребенок, а не Вэла. Поэтому он и гнал меня из родительского дома всеми возможными силами. Но забрать тебя и сбежать сейчас невозможно. Мать может строить сотню отдельных особняков для каждого из нас и пытаться примирить нас, но она не сможет оправдать меня, если я тебя выкраду. Это разозлит твоих родителей, и мы больше никогда не увидимся. Ты хочешь этого?
– Нет!
Реймонд кинулся на шею своей отдушине, и тот поднял его на руки. Образы слились воедино, и я перестал различать их движения. Но покачивание силуэта мужчины говорило о том, что он, кажется, баюкал ребенка. Племянник Германа больше не издавал ни звука.
Шум праздника в особняке глушили заросли. Мы застыли во времени, укрытые тишиной и безграничным спокойствием, которое бывает таким лишь перед сильной бурей.
Я пришел в себя, услышав голос диктора, объявляющий нужную мне станцию метро. Мой большой палец все еще был крепко прижат к экрану смартфона, а тело застыло в опасном положении: если бы я проспал еще несколько минут, то улетел бы носом в проход.
Толпа вынесла меня из поезда на платформу. Сегодня я хотел вернуться домой пораньше, чтобы успеть застать Иви, но попал в час-пик. В выбранное мной время домой возвращались офисные сотрудники и родители с детьми школьного возраста. Чудом успев занять сидячее место, я отключился сразу – об этом свидетельствовал чат, окно которого я удерживал пальцем на протяжении всего пути. Поразительным везением казалось то, что я не успел выслать набор букв, который случайно набрал в бреду – собеседником, который мог получить эту белиберду, стал бы мистер О. Именно его сообщение я читал, перед тем как погрузился в очередной эпизод неразгадываемой истории прошлого.
Но, между этими событиями не было никакой причинно-следственной связи. Последнее сообщение заказчика было абсолютно безобидным и содержало в себе заветное подтверждение документа по отделке. Также мистер О интересовался процессом стройки и просил прислать ему больше фотографий. Этот человек продолжал меня удивлять: его отношение будто действительно переменилось с оборонительного на доверительное, стоило мне влезть в ситуацию со старьевщиком. Или главный секрет таился в том, что изменилась не его модель взаимодействия со мной, а моя с ним?
– Парень!
Я оглянулся на обращение и не ошибся – невысокий мужчина в спортивном костюме шел по левую сторону от меня. Он показывал на свой нос и продолжал сверлить меня взглядом, будто его жест должен был значить что-то особенное.
– Кровь у тебя! – крикнул, наконец, прохожий.
Я провел ладонью над верхней губой и, рассмотрев свою ладонь на ходу, остановился. Темно-бордовая, густая жидкость действительно осталась на моих пальцах. Этот глубокий оттенок выглядел угрожающе – я никогда не сталкивался с носовыми кровотечениями подобного типа. Или то же тогда случилось и в «Лавке Сэма»? Последний эпизод не отпечатался в моей голове из-за обморока: когда я пришел в себя, никакой крови не было, хотя под носом, все еще ощущалось что-то холодное и липкое.
Мне нужно было срочно отойти в сторону. Толпа выходила из дверей метро потоками, проплывая сквозь меня, как через невидимую структуру. Еще пару ударов по рюкзаку, и я бы завалился здесь, поглощаемый человеческим монстром вечной спешки.
Я вильнул в сторону парковки с велосипедами, любезно расположенной рядом с выходом из метрополитена. В рюкзаке должно было найтись хотя бы что-то, похожее на платки или салфетки. По своей натуре я был чересчур брезглив,
