Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин
Несколько раз сходил на охоту с двустволкой отца. Подстрелил двух зайцев, косача и трёх рябчиков. Однако, охота не развеяла скуку и однообразие медленно тянущихся отпускных дней. Захотелось вернуться на корабль. В дружный, славный экипаж К-136..
Мать, видя моё неважное настроение, предложила:
— Съезди на денёк в Новосибирск. Галю проведаешь.
Развязала платочек, отдала последнюю десятку.
Сестра Галина училась в педучилище. Туда я не пошёл. Напрасно… Там настоящий девичий инкубатор! Хранилище невест. Пансион юных красавиц, страждущих любви. Какая–нибудь вертихвостка непременно клюнула бы на морячка.
В Новосибирске ноги понесли меня в другом направлении. Нетерпелось увидеть Ольгу Саар. Узнать, как поживает она. Замужем или нет? Счастлива ли со своим стилягой Пашкой?
Среди трущоб Каменки не без труда разыскал барак на 5‑й Кирпичной горке. Постучал в знакомую, обитую войлоком дверь.
— Гена-а! — вскинула руки Настя — бывшая квартирная хозяйка Ольги. — Какой красивый! Признайся — девки, наверно, штабелями ложатся?! Ну, всё! Увидит Ольга — в обморок упадёт от счастья!
И опережая мой вопрос, затараторила:
— Никого у неё нет! Живёт в общежитии. Пашку того худосочного, длинноволосого нагнала давно. Сейчас пойдём на завод, встретим её с работы.
— Удобно ли? Два с половиной года не виделись…
— А зачем же ты тогда пришёл, как не повидать её? Да она рада–радёшенька будет. Такой парень пришёл! Всем девкам на зависть!
Скоро мы стояли на проходной завода. Сердце бешено колотилось от волнения. Какая она? Холодно–неприступная, сдержанно–молчаливая?
Я узнал её сразу. Она шла всё той же гордой эстонской походкой. Соломенно–золотистые локоны, прикрытые модной шляпкой, рассыпались по плечам. В глазах неподдельная радость, удивление, блеск. Счастливая улыбка. Смущённо подала руку в перчатке.
— Привет, моряк!
— Здравствуй, Оля!
Охваченные востогом внезапной встречи мы молча смотрели в глаза друг другу. Она не спешила высвободить из моей руки свои пальчики, обтянутые тонкой замшей.
— Ладно, вы оставайтесь, а я побежала на смену, — скрываясь за вертушкой проходной, кивнула нам на прощанье Настя.
Славная, добрая женщина. Спасибо тебе за мгновения счастья, испытанного от встречи с Ольгой. В море, на вахте в отсеке лодки, в мечтах своих много раз представлял себе эту встречу. И вот наяву сжимаю руку Ольги, гляжу в её небесно–синие глаза. Сгораю от желания поцеловать их, прильнуть к её губам, погладить россыпь волос. Но кругом люди. Смотрят на меня, на Ольгу. Мы красивые, привлекаем внимание проходящих мимо заводчан, истываем неловкость. Она выдернула свою руку из моей, нерешительно спросила:
— Пойдём?
— Я провожу тебя до общежития?
Банальный вопрос прозвучал нелепо. Ольга рада встрече. Само собой пойдём вместе. Само собой до общежития. Она взяла меня под руку справа. Я попросил перейти на левую сторону. Объяснил:
— Вдруг встретится патруль… Надо честь отдавать…
И патруль действительно нарисовался перед нами на проспекте Дзержинского. Я чётко приложил руку к бескозырке, но старший лейтенант подозвал меня и попросил предъявить документы. «Пехота необученная! Перед своими солдатиками выпендривается», — подумал я, подавая служебную книжку, увольнительную и воинское требование на обратный проезд. Убедившись, что всё нормально, начальник патруля не спешил отдавать документы, игриво поглядывая на Ольгу.
— А скажите, матрос…
— Старший матрос!
— Скажите, старший матрос, какие у вас на флоте пуговицы к штанам пришивают? — хихикнул офицер и подмигнул солдатам. Те, стыдясь красивой девушки и бестактности начальника патруля, стеснительно молчали.
— А вот такие! — показал я кулак. — Пришьёшь одну — долго не отрывается. Разрешите идти, тащ старшнант? — привычно вскинул я руку к бескозырке. Офицер, рисуясь перед Ольгой, явно набивал себе цену. Отдал документы, нехотя козырнул.
— Счастливо провести отпуск с очаровательной блондинкой, старший матрос…
Шагов за пять, как отошли, я услышал за спиной голоса:
— Везёт же этому отпускнику… Такую бабу урвал!
— Так он же моряк, товарищ старший лейтенант…
Гордость распирала моё самолюбие. Идти с красивой, модно одетой девушкой по многолюдному проспекту! Прохожие часто оборачивались, провожая нас взглядом. Парни «давили косяка» на Ольгу. Девчата стреляли глазами по мне.
Вахтёрша, расплывшаяся на стуле очкатая карга, не отрываясь от вязания варежки, пропустила в общежитие, сердито предупредила:
— Только до десяти часов!
Старая кочерга! Неужто сама никогда не хотела провести ночку с парнем? От злости на свою старость строжишься сейчас, блюдёшь порядок, предписанный правилами общежития. Не сочувствуешь молодым, дряхлая развалина.
В комнате Ольги уединиться не получилось. Мы сидели на её кровати, и я робко пытался приобнять Ольгу за талию, но всякий раз отдёргивал руку. В комнату то и дело забегали общежитские девицы. Понятно, зачем: На Ольгиного кавалера поглазеть. Шутка ли! Моряк да ещё и подводник! Убегали, опять прибегали. Мы ни разу толком не поцеловались. При ярком свете лампочки любовь не клеилась. Наконец, я решительно поднялся с намерением погасить ненавистную лампочку. В темноте про любовь толковать сподручнее. Как говорится, чем темней, тем интимней! Не успел руку протянуть к выключателю, в комнату вошла соседка Ольги.
— Что скучаете? По радио постановку интересную передают: «Свет далёкой звезды». Там такая любовь! Слушайте! — крутнула ручку громкости на динамике, забренчала ложками, стаканами, готовясь пить чай.
Положение сложилось удручающее. Ольга, как прежде, была так близка и так далека. Как звезда, о которой шёл радиоспектакль. Податься с ней некуда. Денег на гостиницу нет. На улице зима. В коридорах общежития беспрестанно бродят жильцы, шастают по комнатам, шаркают шлёпанцами в туалет, гремят в кухне кастрюлями. И ни ума у них, ни фантазии освободить нам комнату на пару часиков. Пока я раздумывал, что бы такое дерзкое сказать мешавшей нам девице, дверь настежь распахнулась. Старуха–вахтёрша, привыкшая в подобных случаях к непременным возражениям жильцов и гостей, сразу взяла резкий тон:
— Молодой человек! Попрошу на выход!
Бесцеремонность старухи, молчаливость Ольги, шлынданье по комнате её подруги, необходимость немедленно уйти наполнили мою душу раздражением, сожалением, огорчением, разочарованием. «Зачем? Ну, зачем я припёрся сюда? Болван! Не пошёл в педучилище. Там такие чувихи! Какой дурак!».
