Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
Все снова троекратно крикнули: Ура-а-а-а!
После чего все поплелись в поселок готовиться. Получили всё. В одни фляжки нам доверху налили водки, в другие – воды. И вот с винтовками наперевес, с фляжками, бьющими по бедрам и прыгающими патронами в карманах мы, одетые по полной форме, красивые и уверенные, побежали ночевать в окопы. К полуночи с фланга на фланг прошли офицеры, говоря на ходу всем: «Наше дело правое! Не подкачайте, братцы!»
Ночью не спали, утро встретили в состоянии легкого помутнения сознания, но каждый хлебнул по три глотка водки и стал вполне пригодной боевой единицей.
Страх пришел уже после девяти. Было тихо. Тяжело и жутковато. Вспомнилась первая атака. Не мне одному. Всем вспомнилась. И к десяти часам мы, зарядив винтовки и хлебнув ещё по три глотка, стали с дрожью в ногах ждать нашего победного наступления. Наконец из окопа вылезли старлеи и майор. Они глянули на часы и каждый выстрелил в воздух из пистолета. Стояли они позади окопа, поэтому приказ пролетел над нашими головами в немецкую сторону:
– Батальон! В атаку! Вперед! За Родину, за Сталина! Ура!
И мы, подстегнутые оптимизмом командиров и выпитой водкой, вылетели из окопов как пружинками подброшенные. Я выстрелил сразу. Вперёд. Увидел как из бугра вылетела струйка пыли и рассеялась над травой. Потом стали стрелять все. Кто стоя, кто на бегу. С немецкой стороны из окопов сухо и приглушенно посыпались трескучие короткие очереди. Нас было много и бежали мы довольно быстро. Впереди меня наши двигались в полный рост тремя рядами и стрелять больше я не мог. Это неслись к немецким окопам ребята из батальона, пришедшего на подкрепление. Никто из нас, бежавших позади, не смел нажать на курок. Стрелять в спину своим для нас было невозможно.
А позади, широко по флангам, пригнувшись перемещались наши из родимого батальона. Они орали всякие лозунги для появления внутри тела смелости и отваги. Но вот только стрельба в основном щла от немцев. Причем над головами пули больше не свистели. Я лег на минуту, чтобы зарядить винтовку. Зарядил, поднял взгляд и увидел как передние ряды валятся на траву. Падали сразу по двадцать-тридцать человек и первыми становились уже мы, а не они. Наши старлеи бежали по сторонам, но в одном ряду с нами. Они стреляли из своих «ТТ» вверх и кричали нам: «Огонь!» и «Вперед!» Потом два старших лейтенанта одновременно рухнули в траву. Незакрепленные на подбородках фуражки их сорвались и, кувыркаясь, покатились к немцам.
Я встал на карачки, посмотрел вперед и вбок. Ждал момента, чтобы стрельба стихла и я мог подняться и рвануть к бугру. Но автоматы молотили без остановки. А издалека, с немецкой стороны, громко ухнули пять выстрелов из больших дальнобойных пушек. Снаряды с шипением пролетели высоко над нами и взорвались километрах в семи за деревней. Сосед мой, один из уцелевших лейтенантов плюнул и произнес одно слово, которое мне ничего не разъяснило.
– Фердинанд.
Сбоку и слева от меня, да и впереди тоже, падали наши мужики. Они заваливались набок или слетали с ног плашмя, странно вскидывая руки, ронявшие винтовки. Я выстрелил сидя на корточках, но не увидел – куда. Потому, что сзади на меня с разбега упал кто-то тяжелый и его винтовка прикладом так саданула мне в шею, что я снова лег. На мне сверху лежал кто-то. Его били конвульсии, а по моей гимнастерке ручейком потекла тёмная его кровь. Сбросить с себя мёртвого бойца мне удалось не сразу. Освободился, поднялся в рост, запустил руку в карман и вынул патрон. Рука дрожала, пальцы тряслись и вставил я его с трудом. Передернул затвор, увидел немца, который по пояс вылез из окопа и целился из шмайсера влево. Навел я на него ствол, но вонючий пот вместе с пылью заливал глаза и различить на конце винтовки мушку было невозможно. Выстрелил наугад. Рядом с немцем подпрыгнул маленький песчаный фонтанчик. Промазал, значит. Мимо меня слева и справа пролетели две пули с тонким свистящим стоном. Сзади кто-то громко втянул в себя воздух, потом многоэтажно выматерился и застонал.
– Плечо… – повторял он, скрипя зубами, бил прикладом о землю и матерился. – Плечо, твою мать!
Я огляделся. Мужик сзади прижал ладонь к плечу. Вверх и вниз из-под неё кровь хлестала так, будто изнутри её толкал компрессор. Справа ползли несколько человек. Они двигались не по-пластунски, а извиваясь как змеи и тянули за ремни винтовки Мосина. Их было человек пятнадцать. Остальных было тоже видно, только они лежали на боку, на спине и вниз лицом. Слева картина была примерно такая же. Больше всего присевших на колени бойцов было сзади. Они пытались вскочить, метнуться вперёд, к окопам, но автоматные очереди подняться не давали. Среди них стоял один наш майор, которого пули почему-то облетали стороной. Он собирался выстрелить в воздух из пистолета, руку уже поднял, а в эту секунду завыло, казалось, само небо. Оно застонало и зашевелилось от чего-то, толкающего воздух вперед и
в стороны. Это снова летели мины. Но выбросили их уже не поштучно, а залпом. То, что через пару секунд произошло на земле – рассказать я не смогу. Не хватает слов таких. Всё просто поднялось на дыбы. Земля взлетала комьями вверх, взлетали тела, попавшие под мину, воздух перестал быть прозрачным и превратился в высокую черно-желтую непроглядную мглу. Она не висела в воздухе как пыль, а подпирала его снизу. Где-то высоко эта грязная завеса заканчивалась, конечно. Но неба видно не было. На несколько секунд после залпа стало почти тихо. Только раненные кричали из последних сил и неподалеку от меня стонал тот мужик с пробитым плечом.
Майор выстрелил всё же и громовым голосом издал устный приказ:
– Батальон! Слушай мою команду! Откатиться на позицию! Отступать срочно! Бегом! Всем назад, мать-перемать!
Услышали его все живые и полумёртвые. Живые, и я среди них, вскочили и изо всех сил рванулись на крик. Видимость была нулевая. Но голос майора как бы завис над полем и бежали все точно на него. Я нёсся быстро мимо ползущих в ту же сторону. Одного даже схватил за руку, хотел поднять и потянуть за собой. Но он обмяк и хрипло попросил: – Скажешь, чтобы после обстрела подобрали меня. И ещё тут живых немного есть. Сёстры пусть подберут.
– Ты держись! – я отпустил руку и побежал. В этот момент небо снова застонало, загудело и взвыло. Взрывы слева, справа и сзади заставили меня пригнуться,
