Виктор Бурцев - Зеркало Иблиса

Артур, испытывая стыд за свой страх, поднялся. Ягер так и остался стоять на коленях.

– Чокнулся солдат, – сказал он, и Фрисснер услышал в его голосе несомненное удовлетворение.

– Чему вы радуетесь?

– Кто-то должен был чокнуться, и я рад, что это не я. И не вы с профессором, потому что без вас дела были бы еще хуже, чем есть. А так лимит чокнутых на ближайшее время исчерпан. Свяжите его.

Это штурмбаннфюрер бросил Обсту и Лангеру, безуспешно пытавшимся унять безумца. Унтер-офицер вопросительно посмотрел на капитана, и Фрисснер кивнул.

– Свяжите и положите в кузов, – сказал он. – Может быть, он придет в себя.

– Надо бы его пристрелить, – деловито предложил Ягер, поднимаясь, но «стэн» повесил на плечо. – Обуза… И другие, глядя на него, тоже могут свихнуться.

– Как можно…– начал было Замке, но Ягер оборвал его:

– Все можно, господин археолог. Скажите лучше, что там за история с этим, чьи глаза высохли.

– Тот, кто нашел две его жертвы, сам станет третьей.

– А кто нашел-то? Юридически это был я, я его увидел и показал капитану.

– А я его коснулся, – напомнил Фрисснер.

– Боюсь, это распространяется на всех нас… – покачал головой ученый.

– И ночью он придет за нами, не так ли? – Ягер хмыкнул, поскреб щеку. – Ну, сейчас утро, пора завтракать. За день мало ли что может еще случиться… Давайте решать, будем жрать или же поедем сразу туда, где располагается наша замечательная цацка.

– А мы не знаем, где она, – просто сказал Юлиус, снял очки и стал протирать их рукавом.

– То есть как?

– Мы знаем лишь примерное местоположение. А сам артефакт нужно искать по приметам, которых шесть. Отец указал их достаточно подробно, но вот сохранились ли они… Время, люди, что-то еще могло их уничтожить.

– Головоломка. – Ягер понимающе кивнул. – Головоломки – хорошая вещь. Итак, мы садимся здесь, начинаем бояться вашего чудовища из пустыни и ждем, пока оно высосет из нас все соки, или идем искать? Я лично за второй вариант.

– Хорошо. Отгоним машины вон туда, к скалам, и будем искать, – сказал Фрисснер.

Они поставили грузовики, в кузове одного из которых бил каблуками в борта и мычал связанный Герниг, в тени торчавших из песка скал. На «фиате» решено было отправиться на поиски первой приметы – каменного столба, одиноко стоящего посередине блюдцеобразной впадины. Машину вызвался вести Ягер, а Макса Артур оставил с солдатами.

– В случае любой опасности либо чего-то странного стреляйте, мы тут же вернемся, – наказал он. Богер кивнул и полез в кузов, где стоял станковый МГ.

– Если придет это песчаное чудище, сделай из него дуршлаг, оберштурмфюрер, – пожелал на прощание Ягер.

Муамара тоже хотели оставить, но он бесцеремонно залез в машину и сел сзади Фрисснер не стал спорить, решив, что проводник может и пригодиться, если случится что-то непонятное.

Рыча мотором, «фиат» объехал скопление скал и принялся пробираться по холмистой местности. Замке что-то бормотал на заднем сиденье, сверяясь с записками отца.

– От столба нужно двигаться строго на восток, – сказал он.

– Его еще надо найти, – пробормотал Ягер.

– Он метров пятнадцать высотой, мы его обязательно заметим, – заверил Замке.

Муамар тихонько постучал пальцем по плечу капитана.

Фрисснер обернулся.

Муамар помахал направо.

– Поезжайте, куда он показывает, штурмбаннфюрер, – попросил Артур.

– Тогда пусть он сядет на ваше место, а вы идите назад, – беззлобно сказал Ягер.

Они поменялись местами, и через несколько минут «фиат» уже был возле пресловутого столба, торчащего вверх, словно корявый заскорузлый палец.

54

Таите свои слова или открываете… Поистине, Он знает про то, что в груди!

Однажды Ягер видел черта.

Его отец, владелец канатной фабрики в Бохуме, имел большой двухэтажный дом со скрипучими лестницами и глубоким подвалом, в который маленький Людвиг всегда боялся спускаться. Небольшая детская комнатка помещалась на втором этаже, и каждый вечер после ужина Людвиг поднимался туда в одиночестве, держа в руке свечу. По стенам бегали зыбкие тени, ступеньки скрипели, за дубовыми панелями что-то грызли крысы… Именно в одно из таких путешествий Ягер – ему тогда только-только исполнилось десять – увидел черта.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, Людвиг должен был пройти несколько шагов до двери своей комнаты, миновав при этом глубокую нишу в стене. Там когда-то стояла то ли ваза, то ли чучело рыцаря – дому как-никак было сотни три лет, а сейчас ниша пустовала.

Именно из нее сверкнули на Людвига маленькие красные глазки.

Мальчик застыл как вкопанный, не чувствуя даже, как капает на руку расплавленный свечной воск.

Глаза светились совсем рядом, метрах в двух, а потом из черного проема выскочил кто-то столь же черный, мохнатый и, резво цокая копытцами, пробежал по коридору и скрылся в дальнем его конце, где имелась дверца, ведущая на чердак.

Существо не испугало Людвига Оно не коснулось его, не укусило, может быть, даже не заметило. Но в этот момент Ягер понял, что радом существует неведомый мир со своим населением, своими правилами, мир, в который, вполне возможно, не стоит совать нос людям… Может быть, и не стоит, но что-то тянет, манит туда, за грань.

Возможно, это был не черт. Просто какое-то существо, ночной гость, не имевший отношения к тем христианским понятиям об Аде и Рае, чистых и нечистых. Тролль, бэньши… Кто угодно. Людвиг потом много думал об этом, и все реже ему казалось, что мелькнувший черный призрак – лишь плод его детского воображения, подстегнутого пляшущим пламенем свечи и услышанными от сверстников историями о духах и привидениях.

Эту историю Ягер не рассказывал никому. Да и ни к чему было рассказывать – все в его дальнейшей жизни не имело никакого отношения к потустороннему миру. Когда его могли убить во Фландрии или Испании, он, вероятно попал бы в Ад – но при условии, если Ад есть. А если его нет? А если сам Ягер не верил в Ад и Рай, то куда бы он попал? Куда попадают мусульмане? В мусульманский Рай, где их ждут неисчислимые гурии или в христианский Ад, который им прочили христианские священники? А что делать с буддистами и с дикарями на каком-нибудь острове, которые молятся своему идолу? Ягер очень редко говорил об этом с другими людьми, из-за чего и прослыл человеком замкнутым в себе и нелюдимым. Видя его интерес к мистическому, многие пытались его разговорить, втянуть в дешевые теософские споры о вечном… Ягер был откровенен только с самим собой. Пока однажды не встретился с Карлом Виллигутом.