Джон Ле Карре - Сингл и Сингл
Он ушел от нее далеко-далеко. Внутрь себя. Стал тем Оливером, каким она увидела его впервые в Камдене, в сером пальто-шинели, обиженным, с яростно горящими глазами, никому не доверяющим.
– Снег, – ответил он. – Много снега. Дворцы на другом берегу. Суда, праздничные огни. Там были ворота, – его память вроде бы заработала. – Сторожка над воротами, – поправился он. – В нижней части сада. Сад террасами спускался к каменной стене с воротами и этой сторожкой над ними. По другую сторону стены узкая улица. Мощеная. Мы по ней гуляли.
– Кто?
– Евгений, я и Михаил. – Пауза ради Михаила. – Обошли сад. Михаил им гордился. Ему нравилось, что сад большой. «Как Вифлеем», – говорил он. В сторожке горел свет. Кто-то там жил. Люди Хобэна. Охранники. Михаил их не жаловал. Хмурился и плевался, когда видел кого-то в окно.
– Какой формы?
– Я их не видел.
– Не охранник, Оливер. Сторожка.
– С амбразурами.
– Не поняла. О чем ты? – резко, чтобы вывести его из ступора.
– С башенками. Каменными зубьями. – Он что-то такое нарисовал на запотевшем ветровом стекле. С амбразурами.
– И мощеная мостовая, – напомнила она.
– А она при чем?
– Может, вилла расположена в деревне? Раз мостовая мощеная, значит, как мне представляется, она в населенном пункте. Может, по другую сторону стены горели уличные фонари, когда ты смотрел на засыпанный снегом сад?
– Светофор. Слева от сторожки. Вилла на перекрестке. Внизу – мощеная улочка, сбоку – шоссе. Светофор там, где улочка пересекается с шоссе. Почему он сказал, что отец говорил словно с луковицей во рту? – размышлял Оливер вслух, пока она изучала карту. – Почему отец думал, что я приеду следом за ним? Наверное, знал, что я увижусь с Надей.
– Не отвлекайся, – попросила Агги. Оливер вновь порылся в памяти.
– Дорог было две. Вдоль берега и горная. Михаил больше любил горную, потому что там мог продемонстрировать водительское мастерство. Еще там были магазин посуды и супермаркет. Освещенный щит с рекламой пива.
– Какого пива?
– «Эфес». Турецкого. И мечеть. С антенной на старом минарете. Мы слышали муэдзина.
– И видели антенну. – Агги завела двигатель. – Ночью. Торчащую над стеной с обитаемой сторожкой. Мощеная улица, населенный пункт, Босфор внизу, Азия напротив, номер дома тридцать пять. В путь, Оливер, мне нужны твои глаза. Только не умирай, сейчас не время.
– Магазин посуды.
– Что в нем замечательного?
– Он назывался «Джамбо Джамбо Джамбо». Я сразу представил себе слона в посудной лавке.
В телефонной будке они нашли справочник, в нем – адрес «Джамбо Джамбо Джамбо», но, когда посмотрели на карту, такой улицы там не оказалось, а может, ее переименовали. Они спускались по склону холма, лавируя между выбоинами, когда Оливер вдруг наклонился вперед и схватил ее за плечо, приказав остановиться. Они выехали на перекресток. Прямо перед ними уходила вдаль мощеная улица. С кирпичной стеной по левой стороне. Где-то на середине над ней возвышалось что-то с башенками. Справа поднималась мечеть. С антенной на минарете. Правда, Агги подумала, что это громоотвод. В конце улицы горели красные огни двойного светофора. Выключив фары и оставив только подфарники, Агги доехала до ворот со сторожкой. В окнах-амбразурах свет не горел. На светофоре она повернула налево, миновав щит с указанием расстояния до Анкары.
– Еще раз налево, – приказал Оливер. – Теперь остановись. Пройдем сотню ярдов, там будут еще ворота и двор. Где деревья. Дом под деревьями.
Агги свернула на песчаную обочину, стараясь не давить жестяные банки и бутылки. Выключила и подфарники. Они превратились в двух любовников, уединившихся в укромном местечке. Под ними лежал Босфор. Кваканье лягушек перекрывало стрекот цикад.
– Я пойду один, – заявил Оливер.
– Я с тобой, – возразила Агги. Она уже положила сумку на колени и теперь рылась в ней. Достала сотовый телефон и сунула под сиденье. – Дай мне турецкие деньги.
Он протянул ей толстую пачку, половину она вернула, остальное сунула под сиденье вместе с паспортами Синглов. Вытащила ключ из замка зажигания, сняла его с кольца с брелком фирмы проката автомобилей. Вылезла из кабины. Он последовал за ней. Агги подняла багажник, достала чехол с инструментами, из него – монтировку, сунула за пояс. Закрыла багажник, направила на землю луч маленького ручного фонарика.
– Если тебе надо, у меня есть швейцарский армейский нож, – подал голос Оливер.
– Помолчи, Оливер. – Она наклонилась и подобрала ржавую банку без донышка. Заперла дверцы, показала Оливеру банку и ключ. – Видишь? Если мы разминемся или у нас возникнут проблемы, тот, кто добирается до машины первым, уезжает. Без промедления. – Она положила ключ в банку, банку приставила к внутренней стороне переднего левого колеса. – Встречаемся у минарета. Если не получается, под табло на центральном вокзале, каждые два часа, начиная с шести утра. Тебя же учили, как вести себя в случае чрезвычайных обстоятельств.
– Я справлюсь. Не волнуйся.
– Допустим, нам пришлось разделиться. Тот, кто доберется до автомобиля первым, сразу же звонит Нэту по горячей линии. Для этого достаточно нажать на единицу. Но сначала подключить питание, понимаешь? Ты меня слушаешь, Оливер? У меня такое ощущение, будто я говорю сама с собой. Иди сюда. – Она обхватила его ухо обеими руками. – Это основное правило оперативника. Большинство людей, когда делают то, что не следует, думают, что они герои, хотя на самом деле они – говнюки. А вот если ты все делаешь правильно, у тебя часто создается ощущение, что ты – говнюк. В этом главная ошибка. Ты слышишь меня, Оливер? Ты идешь первым, места тебе знакомы. Марш!
Он шел первым, она за ним. По дороге из утоптанной глины. Пятно света от ручного фонарика освещало ему путь. Пахло лисой или барсуком и росой. Ее рука легла Оливеру на плечо. Он остановился, оглянулся. В темноте не мог разглядеть ее лица, но почувствовал заботу в ее взгляде. «То же самое она должна чувствовать и в моем», – подумал он. Услышал сову, потом кошку, потом танцевальную музыку. Выше по склону, справа, показалась роскошная вилла, ярко освещенная, с забитой автомобилями подъездной дорожкой. В окнах метались тени танцующих.
– Кто там живет? – прошептала она.
– Воры-миллионеры.
Он ужасно ее хотел. Мечтал о том, чтобы они могли сесть в спальный вагон «Восточного экспресса» и заниматься любовью до самого Парижа. Белокрылая сова вылетела из кустов, до смерти напугав его. Он приближался к воротам, Агги держалась за его спиной. От дороги к воротам вели пятнадцать ярдов асфальта. Рядом с воротами, окованными тяжелыми цепями, стояла будка охранника. Ворота освещались прожекторами, поверху тянулась колючая проволока. На каждом столбе, выложенном синей плиткой с арабской вязью, белели большие цифры «3» и «5». Перебежав асфальт, Агги не отставала ни на шаг, Оливер подошел к другим воротам, не столь внушительным, служебным, для прохода персонала и доставки на виллу всего необходимого. Две стальные половинки, в шесть футов высотой, с металлическими пиками поверху, дабы насаживать на них христианских мучеников. За воротами находился задний фасад виллы с ливневыми трубами, бункерами для угля, гаргульями. Агги в свете фонарика осмотрела замок, вставила острый конец монтировки между стальными половинками, осторожно нажала. За язычком замка виднелся проводок. Агги послюнявила палец, коснулась проводка, покачала головой. Сунула монтировку за пояс Оливеру, привалилась спиной к воротам, сплела руки, ладонями вверх, прижала к животу.
– Вот так, – прошептала она. Он все сделал, как просила Агги. Она поставила ногу на его ладони, но лишь на какую-то секунду, а потом он увидел, что она перелетает пики для мучеников и исчезает среди звезд. Услышал, что она приземлилась, и его охватила паника. «Как мне последовать за ней? Как сможет она вернуться?» Калитка скрипнула и открылась. Он проскользнул в зазор. И сразу понял, что знает дорогу. Выложенная каменными плитами дорожка вела их между стеной и виллой. Здесь он играл в салки с внучками Евгения. Мощные контрфорсы держали стены. Огромные трубы для ливневых стоков тянулись по обеим сторонам дорожки. Дети любили с них прыгать. Оливер шел первым, иной раз касаясь рукой стены, чтобы не потерять равновесие. Ему вспомнился ярко освещенный коридор в пентхаузе Тайгера, по которому он хромал в одной кроссовке. Они добрались до фасада виллы. В лунном свете террасы сада казались плоскими, будто игральные карты. Далеко внизу стена и сторожка над воротами напоминали въезд в детский форт.
Агги обхватила его руками и осторожно вытащила монтировку. «Подожди здесь», – знаком показала она. Ему не оставалось ничего другого. Агги уже скользила вдоль фасада виллы, заглядывая в одно французское окно за другим, передвигаясь кошачьими прыжками, заглядывала и перепрыгивала к следующему, замирая, прежде чем заглянуть в него. Она махнула ему рукой, и он двинулся следом, осознавая собственную неуклюжесть. Лунный свет окрашивал все в белые и черные тона. Комнату за первым окном он не узнал. Никакой мебели. На полу – завядшие цветы, розы, гвоздики, орхидеи, клочки серебряной фольги. В углу пара досок, сбитых в форме креста. Заметил он и третью доску, прибитую к вертикальной под углом, вспомнил ортодоксальный крест. Посередине комнаты стоял мольберт, но Оливер не увидел ни кисточек, ни тюбиков с красками. Агги звала его за собой.
