Валерий Нечипоренко - Ловчий
И в ту же секунду кобра прыгнула. Я все же выстрелил — с левой, — но промахнулся. Гадина впилась в его бедро, захлестнув хвост вокруг ноги. Гафур упал, даже не вскрикнув. Кобра тут же исчезла в темноте. Когда я подбежал к Гафуру, он был мертв. Не от яда, тот действует не так быстро. Не выдержало сердце: Гафур страдал ожирением — любил плотно покушать, особенно на ночь, плюс тревоги последних месяцев, плюс мгновенный ужас…
Я сделал все, что мог. Сначала прижег зажигалкой ранку, затем взялся за массаж сердца и искусственное дыхание. Но все впустую. Гафур был мертвее мертвого. Я поднялся, и только тут до меня дошло, в какую скверную передрягу угораздило меня вляпаться.
Хозяин мертв, и Джамал не упустит случая расправиться со мной. В кишлаке, безусловно, слышали выстрел, и меня обвинят в том, что я убил Мирзоева, решив завладеть его сундучком. Мои объяснения никто не станет слушать. Джамал потребует, чтобы я указал ему тайник. Как только он достанет оба сундучка, моя песенка спета. Если я откажусь, он начнет пытки. Он мастер по этой части. Я, конечно, могу поторговаться. Но, в лучшем случае, унесу целой голову, лишившись собственных накоплений и нарушив клятву, данную Гафуру. Если же в кишлак нагрянут оперативники, то, обнаружив труп Мирзоева, они обвинят меня в предумышленном убийстве посредством змеиного яда. Заодно навешают на меня всех собак. Словом, куда ни кинь, всюду клин.
Что мне оставалось, Димка?! Положение беспросветней ослиной задницы.
Но не таков Путинцев, чтобы поднимать лапки кверху. Да еще перед придурками типа Джамала. Пусть поцелует своего ишака под хвост! К тому же я не привык нарушать свою клятву. Надо прорываться… Но как? Силой тут не возьмешь. В обойме пистолета пять патронов, а ущелье уже блокировано — в этом я ничуть не сомневался — молодцами Джамала, которые мигом превратят меня в решето. Другого пути нет. Скалы — настоящая вертикаль… Короче. Я снял с Гафура чапан и тюбетейку. Труп оттащил в тайник. Прости, друг! Заметив на галечной отмели большую ветку с отростками, я обломал ее как надо, прикрутил тросиком к заднему сиденью и обтянул чапаном так, чтобы получилась фигура, отдаленно смахивающая, тем более в темноте, на скрюченного человека. Спереди пришпилил тюбетейку. Получилось неплохо. Затем сунул пистолет за пояс и двинул вперед — была не была!
Они ждали перед кишлаком, с автоматами, перекрыв дорогу «волжанкой». Горел костер. Но большой тревоги на лицах я не заметил. За несколько метров до засады я резко затормозил, высунулся в окошко и заорал благим матом: «Джамал! Скорее в машину! С хозяином беда! Кобра ужалила! Срочно нужен врач!» Он проглотил наживку целиком. Открыл дверцу, влез внутрь и, забравшись коленями на переднее сиденье, протянул руку к чучелу: «Гафурджан…» Не дожидаясь, пока мой обман раскроется, я ткнул его стволом в бок: «Джамал, ты меня знаешь. Только пикни, и ты — покойник». Его ненависть ко мне была так велика, что на миг мне показалось, что он не пожалеет жизни, лишь бы не выпустить меня отсюда. «Чего ты хочешь?» — прошипел он сквозь зубы. «Скажи, чтобы нас пропустили. Мы отвезем хозяина в больницу и вернемся». — «Что ты сделаешь со мной?» — «Отпущу, когда отъедем подальше. Ты мне не нравишься, Джамал, но я не убийца. Решай же быстрее, парни волнуются». Он знал, что я отлично понимаю и по-узбекски, и по-таджикски, и хитрить не стал. «Волга» развернулась, освобождая дорогу. Я нажал на газ. «Ты убил его, подлый пес, — проскрежетал Джамал. — Я знал, что тебе нельзя доверять». — «Заткни глотку, подлый шакал, — в тон ответил я. — Моя совесть чиста. Гафура ужалила кобра. А если я схитрил, то только потому, что знал твою недоверчивость». — «Ты никогда не получишь того, что спрятал, — зло отчеканил он. — Я позабочусь об этом». — «Возьму, Джамал. Приду и уведу у тебя из-под носа. Лучше не мешай». — «Я вырежу твое сердце, Ярослав, и брошу его собакам, а сам буду смотреть, как они пожирают его!» Каждая его клеточка источала яд, худший, чем у кобры. «Тебе, Джамал, только ребятишек пугать да древних старух», — ответил я, но, признаться, почувствовал себя неуютно. Это был очень опасный человек.
Тем временем наступила ночь, правда светлая, лунная. От кишлака мы отъехали километров на двадцать. Дорога в том месте шла уже не по дну ущелья, а по карнизу: слева пропасть, справа — отвесная скала. Мне бы довезти Джамала до самой долины. Но я уже не мог находиться с ним рядом. Да и чего опасаться? Ночью транспорт здесь не ходит. Пусть добирается до кишлака пешком. А я к тому времени буду далеко. Я затормозил: «Джамал, выметайся!» — «Мы еще встретимся, собака», — с угрозой пообещал он, выбираясь на асфальт. «Лучше бы тебе держаться от меня подальше, ослиная задница. Да не забудь помолиться, что остался жив», — ответил я и нажал на газ. Минуты через три, разминувшись со встречной, я понял, что совершил ошибку. Кто-то возвращался домой из города, и, конечно, он подберет Джамала, который тут же организует погоню. Но кое-какой запас времени у меня был. До выезда в долину оставалось километров шестьдесят. Я давил на газ, но разболтанный «уазик», не имевший надлежащего ухода, будто примкнул к сторонникам Джамала. Еще через несколько минут лопнуло переднее левое колесо, — видимо, я порвал покрышку, разворачиваясь на острых камнях в Змеином ущелье. Я снял запаску, но оказалось, что домкрата в машине нет. Пока я возился, пытаясь как-то выкрутиться, далеко позади послышался приглушенный рев автомобильного мотора. Погоня, Джамал.
Что мне оставалось, Димка?
Укрыться негде, помощи ждать неоткуда, а в обойме всего пять патронов, притом что стрелок из меня неважный. А у них — автоматы… Конечно, Джамалу я нужен живым, но перебить ноги могут вполне. Единственная надежда — атаковать первым. Но прежде надо уничтожить улики. Я связал узлом чапан Гафура, сунул внутрь тюбетейку, облил все это бензином и, чиркнув спичкой, сбросил пылающий ком в пропасть. Затем быстрым шагом направился в сторону кишлака и вскоре достиг места, где дорога делала резкий поворот, огибая нависающую скалу. Перед поворотом они будут вынуждены снизить скорость.
А я буду находиться в густой тени. Притом они не ждут нападения, считая, что я далеко впереди.
Димка!
Хоть я и крутоват по жизни, но без нужды мухи никогда не обидел, клянусь! Дело даже не во мне. Я думал об Иришке, о Валентине — ее матери, которые останутся одни, без всякой поддержки, если со мной что-нибудь случится. Не мог я жертвовать их благополучием ради какого-то мерзавца, чья совесть была чернее черного.
Они были так самонадеянны, что преследовали меня на одной машине. Хитрец Джамал устроился на заднем сиденье, а на переднем, рядом с водителем, ерзал тип, выставивший из окошка автомат. Как я и предполагал, перед поворотом водитель резко сбросил скорость. Я находился всего в нескольких метрах, но они не замечали меня. Идеальная мишень! Аккуратно прицелившись, я дважды выстрелил в водителя. Тот упал грудью на руль, а машина направилась прямехонько к пропасти. Вот она нависла над пустотой, будто ища опоры, и рухнула вниз. Дикие вопли донеслись до моих ушей. Так иногда по ночам свистит ветер в ущелье, будто джинн проносится в темноте на своих дьявольских крыльях. Затем раздался глухой удар, раскатистый взрыв, и все смолкло. Некоторое время я стоял не шевелясь. Ну вот и все. Они получили свое. Осторожно я приблизился к краю пропасти, туда, где обрывались черные следы. Ярко светила луна, но и она не доставала до дна ущелья, где царствовала тьма, напоминавшая о преддверии ада. И тут до меня донеслись мучительные стоны, будто сатана уже взялся за работу, терзая души грешников. Волосы мои встали дыбом. Собрав все свое мужество, я сделал еще шаг и посмотрел вниз. В каких-нибудь трех метрах ниже, уцепившись за корявое деревце, невесть как выросшее из расщелины почти горизонтально, висел Джамал. Лунный свет выхватывал из кромешной мглы его худосочную фигуру. Левая рука Джамала была неестественно вывернута и висела будто набитый опилками чулок, вместо левого глаза зияла страшная рана, но правый сверлил меня с неукротимой лютостью, будто желая испепелить.
