Валерий Нечипоренко - Ловчий
Он помолчал немного, помассировал сломанную переносицу и продолжал:
— Вместе со мной на курсе учился паренек из местных — Гафур Мирзоев. То есть у него была национальная группа, у меня — европейская, у него — своя компания, у меня — своя, но оказались мы в соседних комнатах одного общежития и вскоре сдружились. Уже тогда Гафур строил смелые планы на будущее. Он происходил из большого, но обедневшего рода и горел желанием пробиться наверх. А уж смекалкой и рассудительностью Аллах его не обидел. Ну что тут долго рассусоливать? После защиты диплома он уехал в свою область и через пару лет стал начальником механизированной колонны. А вскоре я получил от него весточку: приезжай, будешь моим заместителем. Так и пошло. Гафур поднимался со ступеньки на ступеньку и всякий раз перетаскивал с собой меня. В конце концов его назначили директором солидного агропромышленного объединения в благословенной долине. Под его началом было несколько крупных, но убыточных совхозов.
Вообще, на Востоке любой человек, выбившийся хотя бы в ма-а-аленькие начальники, тут же окружает себя верными людьми, как правило из родственников. Гафур был умнее. То есть он тоже тянул за собой родичей, но ясно понимал: верный — не всегда толковый. От иной верности больше вреда, чем пользы. У них тоже есть поговорка вроде того, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Короче, Гафур расставлял кадры по своей системе и плевал на обычаи. Но тонко. И все же некоторые родичи обижались. Особенно Джамал — его двоюродный брат, — ух, как он меня ненавидел! Дай волю, на куски бы разрезал! Сколько раз подстраивал разные гадости, пытался оболгать, но Гафур только посмеивался.
Словом, несмотря на происки врагов, я оставался вторым лицом после Гафура — не формально, но фактически. Меня называли «Ёрслав-ака», и, когда я приезжал в какой-нибудь дальний кишлак, даже почтенные аксакалы не считали зазорным первыми поздороваться со мной…
Глазки Путинцева затуманились, голос звучал все задушевнее, и мне подумалось, что, по крайней мере сейчас, он не лукавит.
— Котелок у Гафура варил здорово, мой тоже. Очень скоро мы вывели объединение в передовые и, помимо сельхозпродукции, навалились на всякие подсобные промыслы, которые давали хороший доход. Не буду врать, Димка, тебя все равно не проведешь, кое-что шло в наш карман. Поначалу мы химичили осторожно, вели двойную бухгалтерию, но позже, когда Гафура взял под крыло первый раис, стали наглеть. Никого не боялись. Знали, что никто не посмеет нас тронуть. О любой комиссии, даже московской, узнавали заранее. Всех поили-кормили, заваливали подарками…
Да-а, Димка, сладко я пожил. Ни в чем себе не отказывал, любую прихоть ублажал…
Может, так оно продолжалось бы и доныне, да тут грянула беда: помер наш Леонид Ильич. Эх, мировой мужик был! И сам жил, и другим не мешал. Систему отладил! Систему! На кой хрен этим придуркам понадобилось ее ломать? Давай, Димка, дернем за Ильича!
Он бросил на язык кусок сала и отхлебнул из стакана.
— Так вот… Начали мы прикидывать, как будет мести новая метла. Какое-то, понимаешь, появилось у меня сомнение. «Гафур, — говорю, — давай временно заляжем на дно. Надо переждать. Хреново что-то». А он смеется: «Наивный ты человек, Ярослав! Все останется по-старому. Систему нельзя трогать. Рухнет она — все полетят. Они — там, в Москве, — очень хорошо это понимают». — «А ты слышал, — отвечаю ему, — что творится в соседней республике? Под каких людей копают, какие глыбы висят на волоске?» — «Не переживай, Ярослав, — успокаивает он. — Новая власть должна выпустить пар. Надо переставить две-три фигуры, принести в жертву двух-трех баранов. И все опять успокоится. Ты же знаешь мои связи. Поверь, ничего не случится. Так еще древние ханы поступали. Порадуемся, что молния ударила в соседский двор, а не в наш». — «Может, и так, Гафур, — соглашаюсь с ним, — а все же не мешает позаботиться о тайнике. Обидно, если потеряем все, что нажили неустанным трудом. Придется бедствовать на старости лет». А он в ответ: «Тайник, дорогой Ярослав, я давно уже приготовил. Надежный. Ни одна собака не пронюхает». — «А мне ты разрешишь им воспользоваться, Гафур?» — «Конечно, Ярослав. Когда придет время». Время пришло быстрее, чем мы могли вообразить.
Путинцев тяжко вздохнул и продолжал:
— Ты, Димка, не пацан, и должен помнить, как все это начиналось: хватали людей по универмагам и кинотеатрам, выясняли, почему не на работе. Это бы все ничего, но дальше закрутилось серьезней. Полетели головы не только у соседей, но и в Москве. Не успели мы опомниться, как Гафур получил известие, что подписан ордер на его арест и следственная бригада уже в пути. Вот тут он и переполошился, да поздно. А ведь я предупреждал… Сердцем чуял… «Ярослав, — говорит Гафур, — готовь машины. Возьмем Джамала и десять лучших джигитов. Едем в Ак-Ляйляк. Бери свой сундучок, я возьму свой…» А сам зеленый и трясется. Не ожидал, что тронут Систему. Впервые в жизни просчитался. Да разве он один! Крупно проиграли. Нечем расплачиваться.
Эх, Димка… Врагу не пожелаю такое пережить…
Мы выехали на трех машинах — двух «волжанках» и «уазике». Впереди Джамал с тремя парнями, в середке мы с Гафуром, сзади — прикрытие.
Теперь, Димка, я должен рассказать тебе подробнее о кишлаке Ак-Ляйляк… Тебе-то самому приходилось бывать в Таджикистане?
— В детстве, — туманно ответил я. — Почти ничего не помню.
— Жаль. Ну, тогда слушай. Представь себе огромную кучу глины, которую месил сам Господь Бог, создавая Вселенную. Месил он ее, месил, ему надоело — бросил. Масса застыла как попало. Так и образовался Памир. Но еще до полного отвердения Господь чиркнул пальцем вот тут — с краю, где предгорья, — и провел борозду. Может, случайно. Но получилось ущелье с совершенно отвесными стенами высотой больше ста метров, а шириной километра полтора. По дну протекает речушка. Вот в этом-то ущелье — на дне, на приличном расстоянии от долины — и расположился Ак-Ляйляк. В этом кишлаке родился Гафур, там у него родственники через одного, так что лучшего места для тайника не придумать.
По дороге Гафур то и дело оборачивался назад, но пока все было спокойно. Без особых приключений мы добрались до Ак-Ляйляка. Солнце стояло еще высоко, но мы знали: едва оно опустится за вершину, как в ущелье мгновенно потемнеет, хотя небо над головой еще долго будет оставаться голубым. Светового времени у нас оставалось часа два. Перед въездом в кишлак Гафур велел остановиться и собрал всех вокруг себя. «Мы с Ярославом едем дальше, — распорядился он. — Вдвоем, на „уазике“. Ты, Джамал, следи тут за порядком. Лично следи, понял? А Тураб-ошпоз пусть приготовит плов. Если захочет Аллах, все будет хорошо». Джамал кивнул, но зыркнул на меня зверем. Гафур снова сделал выбор в мою пользу, ущемив его самолюбие. Но перечить хозяину Джамал не мог. Мы перенесли сундучки в «уазик», расположились сами, и я погнал вперед — водить Гафур не умел. Сразу же за кишлаком дорога кончилась. Еще какой-то отрезок можно было проехать по галечной отмели, но каждая последующая сотня метров давалась все труднее. Рулить приходилось как фокуснику, объезжая валуны и каменные завалы. Иногда машина накренялась так сильно, что левые колеса отрывались от земли. Мы продвигались с черепашьей скоростью, а солнце уже коснулось вершины, и противоположная сторона ущелья пряталась в густой тени. В самом Ак-Ляйляке я бывал нередко — вместе с Гафуром, но здесь оказался впервые. Гафур хлопнул меня по плечу: «Стой, Ярослав! Приехали». Я огляделся, прикидывая, где может находиться тайник, но ничего особенного не заметил. «Эта местность называется Змеиным ущельем, — сказал Гафур. — И недаром. Очень много змей. Они будут охранять наши сокровища. Но будь осторожен». — «Спасибо, что предупредил, Гафур». Я открыл дверцу со своей стороны, однако же Гафур почему-то медлил. «Ярослав… — сказал наконец. — Мы с тобой дружим с молодых лет, делили последний кусок и доставали соль из одной солонки. Про этот тайник не знает никто. Даже моя семья. Теперь будешь знать ты». — «Я умею хранить тайны, Гафур. Тебе это известно». — «Я не о том, Ярослав. Я не случайно взял тебя с собой. Ты — единственный, кому я могу доверять. Остальные — жалкие ублюдки, которых блеск золота сводит с ума. Джамал тоже! такой, хоть и мой близкий родственник. Ярослав… Впереди трудные времена. Не знаю, что ждет завтра. Поклянись: если со мной что-нибудь случится, ты передашь этот сундучок моим детям. Но не сразу, а когда все уляжется». — «Хлебом клянусь, Гафур! Но и ты обещай в случае чего передать мои сбережения моей ленинградской племяннице». — «Аллах свидетель!» Он не был набожным, но если клялся Аллахом, то всегда выполнял. А густая тень от противоположной стены уже пересекла речушку и подбиралась к машине. Гафур выбрался наружу, показал мне тайник — удивительный, найти его невозможно, — затем мы все привели в порядок и двинулись обратно к машине. Я сел за руль, поджидая своего пассажира. «Разворачивайся, — махнул рукой Гафур. — Я пока постою. Не хочется лишний раз трястись по камням». Развернуться и вправду было целой проблемой, тем более что ущелье полностью погрузилось во мрак. Я газовал, переключал скорость, дергался туда-сюда… Вот фары выхватили из темноты Гафура. Мои волосы встали дыбом. За спиной Гафура раскачивалась, раздув капюшон, крупная кобра. «Гафур! — заорал я. — Берегись! Змея!» А сам выхватил из бардачка пистолет. Но стрелять со своего места было не с руки, ведь я не левша. Гафур, только что сам предупреждавший меня об опасности, обернулся.
