Тяжкое золото - Александр Михайлович Минченков
– Вы знаете, я готов возникшую задачу исполнить хоть сегодня, сию минуту, чтобы прибывшие солдаты не содержались зазря, – для всех сказал Трещенков, затем обратился к Лепину: – Господин штабс-капитан, какую численность солдат вы можете поставить на прииски?
– Если не в ущерб службы в городе, ну-у, – протянул Лепин, – порядком двадцать пять, от силы тридцать человек.
– Что ж меня это устраивает и вполне достаточно! – воскликнул ротмистр. – С прибывшими солдатами, это сотня. С такими силами будьте покойны-с, порядок можно восстановить в кратчайшие сроки. А если и пострелять каких смутьянов, так и того меньше. Дело за вами, господа, только скажу: не хочется мне здесь бездельничать, время терять.
– Смею обратить ваше внимание, господин Трещенков, не вздумайте такую фразу нечаянно бросить при рабочих, тогда всеобщего взрыва не оберёшься, нас в таком разе не только рабочие, но и общественность давить начнёт и до царя докатится, а это чревато разбирательствами, – заметил Александров.
– Уверяю-с вас, таких заявлений от меня рабочие вряд ли услышат, но думаю: стрельба всё же неизбежна, в этом я более чем уверен, господа.
«Да-а, ротмистр человек дела, непременно надо решить вопрос с вознаграждением, такой от прямого разговора даже не будет вилять хвостом, возьмёт деньги, ещё как возьмёт, тут даже и с Белозёровым советоваться нет надобности, в этом средств жалеть не надо…» – слушая Трещенкова, рассуждал Теппан.
– Уважаемый Константин Николаевич, я бы не хотел, чтобы забастовка продолжалась более недели. Каждый день прекратившейся добычи золота тяжким бременем ложится на убытки товарищества. Я допускаю приостановку некоторых менее рентабельных приисков, но такого прииска, как Феодосиевского и ему подобных, это исключено и невозможно! На сегодня самые богатые прииски стоят, мы теряем весьма и весьма солидные прибыли. Поэтому мне небезразлично услышать от вас, сколько же времени вам понадобиться угомонить заговорщиков? – спросил Теппан.
– Я понимаю вашу озабоченность и могу лишь предположить, до двадцать восьмого марта постараемся проблему уладить. Мне лишь, как я ранее высказывался, нужно услышать на какие уступки рабочим готова пойти администрация. Вы прекрасно понимаете, без удовлетворения хотя бы части требований решение вопроса окончания забастовки невозможно.
– Господин Тульчинский прав. Мятежникам нужно кинуть, образно сказать, некий кусок от целого, чтобы проглотили и притихли, остались довольными малой подачкой и приступили к работам, – поддержал Александров.
– Хорошо. Давайте поставим ставку на улучшение медицинского обслуживания, на улучшение выдачи продуктов, улучшение освещения в бараках, гарантированное вежливое отношение со стороны служащих, женщин и детей не привлекать на тяжёлые работы, кроме как при крайней необходимости. Выселение из бараков исключаем, выдачу продуктов тем, у кого в конторских книгах денег не значится, рассмотрим дополнительно. Ну, пожалуй, и всё!
– Да, не густо. Сдаётся мне, что этого рабочим будет недостаточно, потому как всё что вы, господин Теппан, обозначили, не сильно-то порадует бастующих.
– Уж извольте, уважаемый Константин Николаевич, пойти на установление восьмичасового рабочего дня, увеличение заработной платы, расширение и улучшение жилищных условий, выдачи полных расчётов до окончания сезона, а к тому же и требования уволить некоторых служащих, на это администрация пойти не может. Это связано с дополнительными и немалыми расходами. Товарищество не впишется в свой плановый финансовый год, да и просто неуместны такие требования. Я понимаю, где-то перегнуты палки. Но позвольте, если сегодня рабочие в чём-то добьются и сядут на шею администрации, то, что же будет завтра? А завтра, господа, эти же рабочие, почуяв силу, выставят ещё более гнусные требования.
– Что ж, будем довольствоваться тем, что имеем, – сдался Тульчинский.
Далее от затеи биться за послабления для рабочих Тульчинский отказался. Он осознал, что и так открыто высказал своё мнение и понял: дальнейшая торговля по требованиям ни к чему не приведёт, а только выставит его в не желаемом свете. И он не исключал, что кто-либо из присутствующих непременно известит петербургские власти и, сгустив краски, представит его как ярого борца за права рабочих.
– Хорошо, господа, придётся руководствоваться тем, что имеем и на здравый смысл. Будем опираться на своих людей, и давить на психологию рабочих. Думаю, своим авторитетом, кой имеется у меня среди горняков, удастся переломить их настроение и заставить остепениться.
Собравшиеся ещё что-то обсуждали, уточнили кое-какие детали дальнейших действий и стали расходиться.
Теппан при выходе из резиденции взял легонько за локоть Трещенкова, отвёл в сторону и, чтобы никто, кроме Трещенкова, не услышал его, произнёс:
– Николай Викторович, голубчик, мне бы хотелось проехать с вами в управление на Надеждинский, был бы очень признателен, если б не отказали. Уж будьте любезны, уважьте.
– Отчего не поехать, заодно и проверим-с, как там устроились солдаты, каков боевой настрой. Эту братию тоже в строгости содержать нужно.
– Хорошее питание, это наверняка часть гарантии преданности служивых?
– Да уж, отчасти это непременно-с. Могу ли я надеяться, господин Теппан, на возможность вашего содействия в обеспечении подразделения продовольствием? Всё ж для полиции некая экономия была бы.
– Несомненно. Скажу больше: ваша просьба не вызовет обременение для администрации, изыщем возможность и поможем. У меня к вам куда более деловое предложение, но это мы обсудим в конторе за чашечкой чая.
– Я б не отказался и от более чего покрепче-с, – улыбнулся ротмистр и посмотрел в глаза Теппану.
– Как вам будет угодно, распорядимся, будет и покрепче, – ответил Теппан тоном, который говорил только о симпатии к собеседнику.
Все разъехались, и Тульчинский принялся за содержание объявления, с которым он хотел обратиться завтра к рабочим. Он положил перед собой лист бумаги и на минуту задумался: «С большой толпой говорить трудно, да и просто невозможно. Только с выборными проще можно общаться, легче договориться с кучкой, нежели с возбуждённой массой рабочих. К тому же люди Теппана и мои, на которых можно будет положиться, вполне будут способствовать благоприятному настрою. Вот, к примеру, Еремеева и Степанюка с Успенского прииска я и приобщу к этому сборищу, защитил их души от посягательств смотрителей, так пусть благодарность свою и проявят».
После такого раздумья Тульчинский на бумаге вывел: «Окружной инженер Витимского горного округа, – но тут его осенило: наверняка уместно было бы указать свои полные фамилию, имя и отчество, как-никак его фамилия в постоянстве на слуху среди рабочих, и он вписал далее: – Константин Николаевич Тульчинский предлагает выборным от рабочих
