Адепт не хуже прочих - Павел Николаевич Корнев
— Эй, Лучезар! — послышался вдруг незнакомый голос. — Как же ты без Грая? Кому теперь будешь жаловаться на обидчиков?
Я обернулся и узнал выпускника приюта из числа огневиков, которые отрабатывали на мне приказ воспламенения. Паршивец говорил намеренно громко, на нас начали оборачиваться, да ещё поблизости обнаружилась компания молодых людей, среди которых я углядел и лавочника-Златобора, что могло оказаться простым совпадением, но едва ли было им на самом деле.
Намертво прилипшая к моему лицу маска презрительной снисходительности помогла не выказать эмоций, и я несколько раз прищёлкнул пальцами.
— Ты… Как там тебя… Чёрт, да я и не знал, что ты умеешь говорить! Думал, только и способен, что языком доводить до блеска мои сапоги!
Парнишка-огневик враз побагровел, подступил поближе и прорычал:
— Ну-ка возьми свои слова обратно! Я твои сапоги не лизал!
Я тоже чуть подался вперёд и, до предела понизив голос, спросил:
— А Оводу ты что лизал? Хочешь — всем расскажу?
Зарезанный мной перестарок на пару со своим конопатым дружком гнобил решительно всех приютских воспитанников младше и слабее, так что я хоть и стрелял наугад, попасть в молоко особо не опасался. И — не попал.
Заданный свистящим полушёпотом вопрос заставил паренька вздрогнуть, он что-то скомканно вякнул в ответ и стремительно ретировался.
— В следующий раз сапоги надену, готовься! — крикнул я ему вслед, но это не со зла, просто для поддержания образа. Мы, бояре, если давим, то давим до конца!
Подошёл Дарьян, спросил:
— Ты чего занятия пропускаешь?
Я неопределённо пожал плечами.
— Что-то интересное было?
— Усыпляющий приказ разбирали, — подсказал Дарьян. — Нам на учениках практиковаться дали, а им — хоть бы что. Только у Беляны получилось. Ну и у Заряны с Буремиром тоже, но они дворяне, оно и понятно.
— Угу! — влез в разговор непривычно хмурый Зван. — Учеников учат приказы перебарывать, а нам — шиш! И друг на друге практиковаться запретили строго-настрого.
Я пожал плечами, ничуть не удивлённый услышанным.
— Оно и понятно. Те, кого отсеют, любого простеца в бараний рог скрутят, но даже самому слабенькому ученику в поединке уступят.
— О том и речь! — кивнул паренёк и перебросил косицу за спину. — Козырь в рукаве нужен! Артефакт или ещё что-то в этом роде!
Тут он приметил Заряну и поспешил навстречу барышне, а вот Дарьян уставился на её черноволосую подружку.
— Вы вчера… — Он замялся, подбирая слова. — Ну… Тебя долго не было…
— Да заболтались просто, — пояснил я с невозмутимым видом. — Зря ушёл.
Паренёк окончательно смутился, а как ему подмигнула Беляна, так и вовсе покраснел. Я вновь задумался, что за видение могла перекинуть эта чертовка, но отвлекла Заряна.
— Лучезар! — обратилась она ко мне самую малость встревоженно. — Всё хорошо?
— Конечно! Имел душеспасительную беседу со старшим наставником, только и всего! — беспечно улыбнулся я в ответ. — Кстати, что у нас сейчас по расписанию?
Вместо девушки ответил невесть откуда взявшийся Огнеяр.
— Лекция у профессора Сивера, — сообщил внутренний ученик, — и закалка у школьного источника. Будет жарко!
— Чего это? — надулся Буремир. — Нас и на карантине к источнику водили!
— Во-первых, не к источнику, а к одному из его внешних якорей, — поправил дворянчика Огнеяр. — А во-вторых, речь шла не об источнике, а о профессоре!
Глава 21
Сивер оказался благообразной наружности старичком, внешне ничуть не страшным. Глаза у него были водянисто-прозрачные, с красными прожилками и едва уловимым намёком на желтизну. Силой от профессора тоже не шибало, ещё и встретил он абитуриентов не в мантии, а в тёплом домашнем халате, меховых тапочках и ночном колпаке. Будто и не тайнознатец вовсе, а какой-нибудь аптекарь.
Кто-то из наших улыбнулся, кто-то разочарованно выдохнул. Я же никак эмоций не проявил. И маска надменного боярина к лицу давно приросла, и прекрасно знал, что для всяческого жулья в чужие одежды рядиться — обычное дело. Для заправил — тоже. А если вдруг неуважение проявишь — лихо придётся.
Принял нас профессор в просторном кабинете размером с учебную аудиторию. Вдоль стен высились забитые книгами шкафы, но центр оставался свободным, а пол не был застелен ковром. Шаркающей походкой старичок дошёл до буфета, выдернул из хрустального графина притёртую пробку, наполнил ядовито-зелёной жидкостью бокал и в несколько длинных глотков его осушил — кадык на худой шее так ходуном и заходил.
Не могу сказать, будто Сивера после этого ровно подменили, но прожилки полопавшихся сосудов в глазах враз сменили свой цвет с красного на оранжевый. На меня словно горелым повеяло, как если бы у объятого огнём дома вдруг очутился. И вместе с тем едва ли напиток был алхимическим зельем, очень уж характерный я уловил дух крепкого алкоголя.
Всё так же неспешно профессор Сивер вернулся за стол, опустился в кресло и подложил под спину подушку.
— Старость! — односложно произнёс он и смерил нас пристальным взглядом, затем заговорил уже куда уверенней и многословней: — Восьмая ступень возвышения — не та, через которую можно перескочить, чтобы после вернуться назад, а то и вовсе пропустить. Я и в остальном нарушать классическую очерёдность крайне не рекомендую, но тут уж совсем никак. Нет, при некоторой удаче атрибут способен принять и неофит, но в этом случае нельзя заранее предсказать, правильно ли встанет и прорастёт зерно, а уж об использовании его в полную силу лучше и вовсе не помышлять!
Под пристальным взглядом налившихся оранжевым сиянием глаз сделалось не по себе, аж дыхание перехватило. К счастью, почти сразу профессор отвлёкся от меня на Заряну и стало легче.
— По моему опыту, талантливые неудачники делятся на два типа, — с нехорошей улыбкой произнёс профессор Сивер. — На заносчивых упрямцев, которые во что бы то ни стало стремятся поскорее сформировать абрис и стать аспирантами. И на упёртых умников, которые набивают голову знаниями и оставляют возвышение на потом. Первые в своих школах почитаются великими гениями, но за редким исключением очень скоро упираются в потолок способностей из-за недостаточно проработанных узлов
