Валентина Ососкова - Самый маленький офицер

Эля дёрнулась и как-то потухла внутренне, словно догорающая свечка. Взгляд погрустнел, рука нервно дёрнула за прядку в кончике косы. Девушка сделала было шаг, чтобы заступить Индейцу дорогу, но заколебалась и отошла в сторону.

Сивка сделал вид, что ничего не заметил.

– Тебя обидел кто? – тихо спросился Эля ему вслед.

Мальчишка передёрнул плечами. Да кто его обидит? Просто запихнули туда, где на него всем плевать – лишь бы под ногами не болтался. Просто сбагрили прочь, чтобы не мешал. Просто… Просто командир его отослал.

И даже не спросил, согласен ли он!

Сивка кипел от желания взять Кондрата и Дядьку, обоих разом, и вывалить на них всё, что накипело в душе, как в скороварке. Можно даже нецензурно вывалить. И заехать обоим в челюсть. Чтобы прониклись, навкины. Чтобы один – не глядел, как на червячка непонятного, а второй – чуть головой думал, когда за других решает.

«Ничего, – неожиданно воодушевился пацан, упрямо закусив губу. – Этот навкин Кондрат пожалеет, что отнёсся ко мне так… презрительно. Я ему не дам ни одного повода ко мне придраться! Не дождётся! Он ещё пожалеет, этот разведчик навкин, ещё признает, что был не прав!»

В воображении Индеец нарисовал себе, как через пару десятков лет он, самый юный генерал во всей истории Российской Империи, приходит к Кондрату, а тот вытягивается по струнке, отдаёт честь, а потом с гордостью говорит знакомым: «А генерал Бородин начинал служить у меня в роте! И я даже не подозревал, какой талант скрывался в мальчике!.. – и поспешно поправляется, смущаясь слишком вольных слов: – То есть, в сдарии генерале!»

Правда, в Российской Империи к генералу обращались не «сдарий генерал», но в этот момент Сивка таких мелочей не помнил. «Генерал Бородин», – повторил он про себя и ухмыльнулся. Глупость, конечно, в голову лезет, но до чего приятная!

Увы, мысли пока так и оставались в мире фантазий, в то время как реальность довольно недружелюбно всплыла перед глазами Сивки входом в палатку. Собравшись с духом, мальчишка влез внутрь и, слушая неохотные указания Найдохи, обустроился с краю. Разведчики косо поглядывали на Сивку, ничем не выражая горячего желания завязать дружеские отношения. Их позицию проще всего было охарактеризовать как «Возятся тут всякие, что, ради них рот открывать?»

Сивка про себя кипел, но старался ничем не выказать, что косые взгляды – не самые комфортные условия для проживания. Хотят проверить его на невозмутимость? Да пожалуйста! Хоть двести раз! Он им ещё покажет все эти взгляды! Надо только следить, чтобы кулаки не сжимались всякий раз, стоит кому-то повернуть голову.

Когда Сивка устроился, Кондрат подошёл, ловко лавируя между солдатами, и ногой поправил спальник.

– В общем, как-то устроен, – вывел он, оглядев результат. – Посмотрим, во что выльется глупость нашего Дядьки-младшего, но вряд ли чуду суждено случиться.

Тут Индейца сорвало со всех бережно создаваемых тормозов. Себя он считал вправе вываливать на командира всё, что думает о его «гениальности», но позволить это какому-то Кондрату!..

Кулак не долетел, хотя удар был на пределе скорости пацана. Зато Кондрат от души, так приласкал, что Индеец, коротко скульнув, осел на свой спальник. Мир перед глазами вертелся, в голове звенело и до затылка дотрагиваться не хотелось. Вдруг там вмятина осталась?

Сквозь приплясывающий мир всплыло лицо Кондрата. Участия в нём не было ни на грамм.

– Мне не перечат, Маська, – напомнил он так спокойно, будто они гуляли под ручку. По лесным тропинкам, с грибной корзинкой.

Сивка помотал головой и попытался встать, но живо вновь оказался внизу, а напротив него сидел Кондрат и поглаживал горбинку на носу.

– Сиди тише, и я, Бог даст, о тебе забуду, – посоветовал он, похожий на сову, встретившую в своём дупле глупую маленькую мышку. Вроде, слишком тощая, чтобы сожрать – на один укус, мороки больше, но ведь мышка...

– А вы не говорите таким тоном о Дядьке, – мышка оскалила совсем не мышиные зубки… А через несколько ударов сердца она уже смирно лежала и даже послушно прижимала к затылку холодную кружку.

До ночи, что наступила довольно скоро, Сивка занимался самым бессмысленным, но единственным возможным в такой ситуации делом: тихо лежал, прикладывая к шишке холодное, и помалкивал. Драться больше ему просто никто не давал. Стоило мальчишке выказать намерение куда-нибудь слинять – и, желательно, не возвращаться, – как с вежливым вопросом «Куда?» его возвращали на место. Впрочем, надо было отдать Кондрату должное, возвращали хоть и твёрдо, но бережно. И о Заболотине больше не заговаривали, лишь когда появился Крот – невысокий плотный боец с непрерывно щурящимися, словно он глядел на лапочку, глазами, – в самых нейтральных выражениях объяснили разведчику ситуацию. Крот прищурился ещё сильнее, но на злой взгляд из-под белобрысых бровей ничего не ответил.

Сивка отвернулся, осторожно пристраивая голову, чтобы не задеть синяк. Крот мальчику не понравился сразу же и даже раньше. Как только стало известно, что он ухлёстывает за Горечаной. Причину этой неприязни объяснить было сложно, но Сивка в себе никогда лишний раз не копался, полагая, что самому с собой и без глубоких размышлений договориться можно.

Но в одном мнении он, даже без копания в себе, был в глубине души согласен с Кондратом. Отправить его, Сивку, сюда – действительно глупость. Только это дело исключительно его и капитана.

Глава 7(13). Повторение

Эй, браток, садись ко мне поближе,

Для тебя был первым этот бой.

Про войну читал ты много книжек,

А теперь ты, вроде, их герой…

Виктор Куценко

Ничто никогда не заканчивается навсегда. Возвращается, повторяется и раз за разом меняет ткань бытия. К этому просто надо привыкнуть: прошлое сбывается не единожды.

Аркадий Одихмантьев

Встать. Надеть осточертевшую форму, проснуться. Именно в таком порядке, иначе не встанешь, а только глубже зароешься щекой в подушку… Даже начав отсчитывать четвёртый десяток, хочется иногда утраивать себе выходной, отпуск, каникулы – называйте, как хотите. Пожалуй, с возрастом меняется только отношение к этому желанию. Ты упорно учишься не обращать на него внимания.

… Краткая мысленная прелюдия проскользнула в голове и рассыпалась в прах от первого прикосновения проснувшегося разума. Вместо желания поваляться в кровати осталось одно тягостное напоминание, а офицер уже шёл в ванную, стараясь не разбудить своего маленького ординарца, который раскинулся животом на диване, свесив одну руку и уткнув в подбородок вторую с зажатым углом одеяла. Заболотин повернулся спиной и со вздохом, больше похожим на зевок, вышел из комнаты.