Чугунные крылья Икара - Борис Вячеславович Конофальский
Они сели в экипаж и поехали к Жу-жу, которая жила совсем недалеко. Забрав подругу, они втроём отправились в летнее модное кафе, которое было уже известно нашему герою. И пили они там шампанское, и веселились, и болтали, и неплохо провели вечер. Настолько неплохо, что Рафаэлла разрешила поцеловать ручку. И Буратино от этого был несказанно счастлив. Вечером он развёз девушек домой и, проводив Рафаэллу до калитки сада, попрощался с ней. После этого он удобно развалился в коляске, закурил и стал мечтать о всяких вещах, о которых мечтают глупые влюблённые юнцы.
— А что, Серджо, понравилась тебе моя девушка? — спрашивал Буратино у своего приятеля, сидящего на козлах.
— Что же сказать, дамочки они, конечно, расфуфыренные, — соглашался тот.
— Расфуфыренные, — незлобно передразнил его Пиноккио. — Что ты понимаешь в женщинах. Она идеальна! Ты обратил внимание, сколько а ней достоинства.
— Насчёт этого не заметил, а вот гонору у неё много. В общем, понтованные девки, ничего не скажешь, — уважительно говорил приятель.
— Да ну тебя, — махнул на него рукой Буратино и подумал, что разговаривать с Серджо о женщинах — дело пустое.
А сам он мечтал о всяких приятностях, сидя в дорогом экипаже, куря дорогую папироску. А вокруг был ночной город, было тихо и хорошо. Но наш герой не смотрел по сторонам, потому как в мечтаниях разглядывал звёзды. Соответственно, он и не заметил своего единственного родственника, который устало брёл куда-то в поисках халявной выпивки.
А вот зато родственник, он же папа Карло, заприметил сынка сразу. Своим зорким оком бывшего морского волка он оглядел сынка и сразу оценил и коляску, и костюм, и золотую цепь от часов. И в мозгу шарманщика звонким колоколом зазвучала мысль; «Бабки — халява — выпивка». И, не говоря ни слова, папаша бросил шарманку и, широко расставив руки и ещё шире улыбаясь, заковылял навстречу любимому сыну.
И, скорее всего, Карло получил бы немного денег, не окажись кучер Серджо внимательным и расторопным. Он увидел жизнерадостного бродягу, спешащего наперерез экипажу, и, недолго думая, полоснул его кнутом по башке. И добавил ещё кнутовищем.
— Уй-я, — только и простонал Карло, хватаясь за голову руками.
А Серджо, не привыкший останавливаться на достигнутом, ещё умудрился врезать рукоятью кнута опять же по голове. Здоровенный кулак кучера, сжимающий тяжёлое кнутовище, опустился на голову старого шарманщика, как молот на наковальню. Только вот звук был иной. Вместо звона послышался всхлип, и шарманщик снопом рухнул в лужу.
— Что случилось, Серджо? — спросил Буратино, на секунду отрываясь от приятных мыслей.
— Бродяга, — ответил Серджо, — в коляску лез.
Буратино оглянулся, чтобы взглянуть на наглого забулдыгу, но вечерние сумерки давно уже перетекли в ночь. И наш герой, кроме бесформенного островка в луже, ничего не увидел. Он снова уселся в своё привычное положение, и снова погрузился в мечты о кареглазке. Парень думал о сегодняшнем вечере, о разговорах про сны, о том, как мило краснела девушка, когда, извиняясь, отправлялась в туалет и о том, что теперь она назначила ему свидание. Сама! А так же он думал о всяких других приятных вещах. Например, о частях молодого женского тела. И эти приятные мысли о частях тела натолкнули его на неожиданную и малоприятную догадку.
— Чёрт возьми, — самому себе сказал Буратино. — А вдруг в сладкий миг вожделения я окажусь не на высоте, ведь у меня нет никакого опыта. Мало того, у меня нет даже теоретической подготовки. Нужно срочно этим заняться. Я должен быть во всеоружии.
В таком озабоченном состоянии он лёг спать, и ему приснился кошмарный сон. Рафаэлла в кошмаре была в корсете без лифа, в чулках со швом сзади и без веера. А наш герой был облачён в свои штаны из детства. И за эти штаны ему было очень стыдно, так как девушка с презрением смотрела на него и говорила:
— Что же вы, сударь… А ещё сердцееда-любовника из себя корчили, на коляске дорогой возили, шампанским поили, а сами абсолютно никчёмный человек.
Буратино страшно потел там, во сне, под презрительным взглядом красавицы, от него плохо пахло и от этого он бормотал в своё оправдание:
— Трудное детство… Штаны видите, какие… Опять же, страдаю расстройством опорно-двигательного аппарата. Зато у меня есть золотые часы с цепочкой.
— Вот и целуйтесь со своими часами, — зло говорила девушка, — а ко мне не суйтесь.
В общем, сон был тяжёлый, очень тяжёлый.
А пока наш герой метался в постели, переживая тяжкий сон, небезызвестный в городе шарманщик Карло очнулся ночью в холодной луже. Голова у него болела так, как не болела даже с тяжелейшего похмелья. Отчего наш музыкант натужно застонал. Но никто не откликнулся на стенания несчастного Карло, и музыкант остро прочувствовал выражение о гласе вопиющего в пустыне. Только надменный газовый фонарь свысока взирал на кричащего в луже человека, и ему было наплевать на человеческую беду. И родилась в душе шарманщика мысль о мести.
— Собака, — копошась в холодной воде, сказал Карло, — коляску завёл, кучера-убийцу…
Он вылез из лужи, встал и с трудом побрёл к своей шарманке.
— Разве же это кучер, — рассуждал он, поднимая с земли музыкальный инструмент, — это не кучер, это же зверская морда какая-то. Где же это видано, так больно людей арапником по башке молотить. Да ещё кулаком. Ох, как больно, — чтобы уменьшить боль, Карло подержался за свою голову. — И главное — кого?! Родного папку, собака! Ну да ничего, сынок разлюбезный. Папка у тебя тоже не лыком шит, не лопухом подтирается. Хоть и в колясках и не ездит, золотых часов не имеет, а уж отомстит, не позабудет. Глянь, а?! Вырастил такую животную тварь. Как с батькой обошёлся. Ну да ничего, отольются ещё кошке мышкины слёзы.
С этими словами и необыкновенной решимостью в сердце Карло Джеппетто отправился навстречу восходу, то есть в восточную часть города, туда, где проживали люди бедные и всякий остальной сброд. И уже через полчаса он стоял перед покосившейся лачугой и молотил в дверь.
— Кто? Кто тама? Чего вы там ломитесь? — доносился из-за двери испуганный голос, голос известного нам человека.
— Открывай, — грубо потребовал Карло, — а то убью.
— А вы кто? — лепетал затворник, готовый плакать. — Прекратите так шибко бить в дверь, что же это такое?!
— Гости мы, — отрекомендовался шарманщик, — открывай дверь, а то выбью её и так тебе морду раскурочу, своих не узнаешь.
— Я полицию позову, — всхлипнул обитатель покосившейся лачуги и хрипло простонал: — Полиция, караул, убивают.
Но
