Карл Май - По дикому Курдистану
Я был один. Люди бея разбежались. Болюк-эмини спал вверху на платформе, а Халеф еще не вернулся. Вдруг я услышал стук копыт. Это прискакал Халеф. Он спешился. Тут снизу до нас донеслись два грохочущих удара.
– Что это было, Халеф?
– Падают деревья. Али-бей приказал их валить, чтобы снизу закрыть вход в долину и защитить таким образом пушки от захвата турками.
– Умно сделано! Где остальные из тех двадцати?
– Они остались по приказу бея у орудий. Он откомандировал к ним еще тридцать человек для прикрытия.
– Значит, всего полсотни человек? Да, этим количеством можно противостоять атаке.
– Где пленные? – спросил Халеф.
– Их уже увели под охраной.
– А эти воины идут в бой?
– Да.
– А мы?
– Остаемся здесь. Мне любопытно увидеть лица турок, когда они поймут, что попали в ловушку.
Эта идея так захватила Халефа, что он даже не ворчал из-за того, что мы остаемся. Он, наверное, подумал, что остаться здесь, возможно, опаснее, чем присоединиться к сражающимся.
– Где Ифра? – спросил Халеф.
– Спит на платформе.
– Он действительно соня, сиди, поэтому его капитан приставляет к нему осла, орущего всю ночь. Он уже знает что-нибудь из того, что произошло?
– Не думаю. Он и не должен знать, насколько мы были замешаны во всем, ты понимаешь?
Тут опять возвратился Али-бей забрать коня. Он не скупился на упреки, которые, правда, ни к чему не привели, и ему пришлось меня покинуть. Он сделал это, сердечно желая, чтобы со мной не произошло ничего плохого, и многократно заверяя, что велит расстрелять все полторы тысячи турок, если они причинят мне какой-нибудь вред. Напоследок он попросил меня положить большой белый платок, висящий в комнате, на платформу дома, который он сможет увидеть сверху. Так он поймет, что со мной ничего не случилось. Если платок уберут, то это должно означать, что я в опасности, и он тотчас же вмешается.
Наконец он сел на коня и ускакал последним из всех солдат.
Рассветало, на фоне светлого неба уже можно было различить отдельные сучья деревьев. Конь Али-бея, быстро удаляясь, все глуше и глуше стучал копытами. Меня покинул даже мой переводчик, и вот я совсем один, не считая обоих моих слуг, в этой долине, в которой живет таинственный и до сих пор для меня непонятный религиозный культ и о которой столь много шумят по всему свету.
Я вошел в дом и подошел к платформе. Вверху были слышны голоса: Халеф и Ифра беседовали.
– Совсем один? – спросил Ифра.
– Да.
– Куда же пошли остальные, их было так много, тысячи?
– Кто знает!
– А почему они ушли?
– Убежали.
– От кого?
– От вас.
– От нас? Хаджи Халеф Омар, я не понимаю, что ты говоришь!
– Тогда я скажу тебе это яснее: они убежали от твоего мутасаррыфа и твоего миралая Омара Амеда!
– Почему же?
– Потому что миралай идет захватить эту долину.
– Аллах акбар, а рука мутасаррыфа могущественна! Посоветуй же мне, должен ли я оставаться с вами или сражаться за миралая?!
– Ты должен остаться с нами.
– Хамдульиллах, как хорошо быть вместе с эмиром, которого я должен охранять!
– Ты? Когда это ты его охранял?
– Всегда, с того момента, как он находится под моей охраной!
Халеф рассмеялся и сказал:
– Да, ты как раз для этого подходишь! Знаешь ли ты, кто на самом деле охраняет эмира?
– Я!
– Нет, я!
– Разве не отдал сам мутасаррыф его под мою охрану?
– А разве не сам он, эмир, приказал мне его защищать? И кто здесь больше значит, сиди или этот никудышный мутасаррыф?
– Халеф Омар, попридержи язык! Я могу передать это мутасаррыфу!
– И ты считаешь, я тогда испугаюсь? Я, Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абул Аббас ибн Хаджи Дауд эль-Госсара!
– А меня зовут Ифра, я из смелых башибузуков, меня произвели за героизм в болюка-эмини! О тебе заботится один человек, обо мне же – целое государство, которое называют Османским!
– Хотел бы я знать, что тебе от этой заботы?
– Я тебе сейчас это растолкую! Я получаю месячное жалованье 35 пиастров и ежедневно 2 фунта хлеба, 17 лотов[12] мяса, 3 лота масла, 5 лотов риса, лот соли, полтора лота приправ, включая мыло, растительное масло и смазку для сапог!
– И за это ты совершаешь героические поступки?
– Да, и очень много, и очень смелые!
– Хотел бы я посмотреть на них!
– Что? Ты этому не веришь? А как я тогда лишился моего носа, которого у меня больше нету? Это, знаешь, было при стычке друзов и маронитов[13] в Ливанских горах. Нас послали туда навести порядок и заставить их уважать законы. А тут как-то в одном сражении я, как бешеный, кручусь, отбиваясь от нападающих. И тут один мой противник вознамерился отрубить мне голову. Я хотел отступить от удара и шагнул назад, и вместо головы удар пришелся по… Ох!.. Что это было?
– Пушечный залп!
Халеф был прав, это был залп пушек, не давший малышу добраться до конца своего интересного рассказа. Кстати, это был сигнальный залп, его произвели наши артиллеристы, чтобы дать нам знать, что ими взят в плен адъютант миралая. Оба слуги тотчас же поспешили ко мне вниз.
– Сиди, выстрелы! – воскликнул Халеф, взводя курки своих пистолетов.
– Из пушек! – добавил Ифра.
– Хорошо! Приведите сюда животных и разместите их во внутреннем дворе!
– И моего осла?
– Да. Потом заприте дверь!
Сам я пошел за белым платком и разостлал его вверху, на платформе. После этого я добыл несколько одеял и улегся на них так, чтобы снизу меня нельзя было заметить. И оба слуги неподалеку от меня нашли себе место, только чуть позднее.
Между тем уже стало так светло, что можно было довольно хорошо различить происходящее вокруг. Туман начинал подниматься клубами в долине, но огни и свечи святилища все еще горели, так что глазам было больно.
Прошло пять, десять минут, полных ожидания. И вот по ту сторону склона заржала одна лошадь, потом другая, и затем ответила еще одна, уже по эту сторону.
– Они приближаются! – сказал Халеф.
– Да, они идут! – подтвердил Ифра. – Господин, а если они нас примут за езидов и выстрелят?
– Тогда ты выпустишь наружу своего осла, и они сразу признают, что ты здесь.
Впрочем, это еще была не кавалерия, ржавшие лошади принадлежали офицерам. Иначе бы был слышен конский топот. Но постепенно появился шорох, усиливающийся с каждой секундой. То были шаги большого числа приближающихся людей.
Вот донеслись и голоса от гробницы, и через две минуты мы различили маршевое размеренное топанье строевой колонны. Я глянул вниз. В долину опускались примерно двести арнаутов[14], атлетически сложенные, со зверскими лицами. Их вели алай-эмини и два капитана.
