Уилбур Смит - Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники
Когда Дэниел рядом с ним закричал от боли, Хэл понял, что крысы добрались и до него, а он не может защищаться от их нападений. После этого они с Аболи по очереди сидели и старались отогнать прожорливых грызунов от лежавшего без чувств человека.
Цепи мешали присесть над канавкой, пробегавшей вдоль всей палубы и предназначенной для удаления отходов. Время от времени Хэл слышал плеск: это кто-нибудь опорожнял мочевой пузырь прямо на месте, где лежал, и сразу же это тесное вонючее помещение затопляла волна свежего зловония.
Когда свой мочевой пузырь опорожнял Дэниел, теплая жидкость подтекала под Хэла, отчего промокали его рубашка и брюки. Он ничего не мог с этим сделать, только поднимал голову от палубы.
Днем (примерно в полдень, по оценке Хэла) запоры люка обычно открывались под громовые удары молота. Когда крышку люка поднимали, слабый свет, проникавший в него, почти ослеплял пленников, и они руками в цепях заслоняли глаза.
— Сегодня у меня для вас особое лакомство, джентльмены, — звучал голос Сэма Боуэлза. — Чашка воды из нашего самого старого бочонка с приправой из нескольких дохлых крыс и моего плевка.
Он смачно плевал и разражался смехом, передавая вниз оловянный сосуд. Его нужно было передавать в тесном пространстве закованными в цепи руками, и, если вода проливалась, замены ей не было.
— По одной порции на каждого, джентльмены. Двадцать шесть чашек, и ни капли больше, — весело говорил Сэм Боуэлз.
Большой Дэниел был слишком слаб, чтобы пить самостоятельно, и Аболи приходилось поднимать ему голову, а Хэл вливал воду ему в рот. Остальных больных нужно было поить так же. Большая часть воды при этом терялась, вытекала из расслабленных ртов. Дело это было очень долгое. И Сэм Боуэлз терял терпение, когда не напилась еще половина пленников.
— Больше никто не хочет? Тогда все!
Он захлопывал люк, загонял запоры, и пленники тщетно просили треснувшими губами своей порции. Но Сэм оставался безжалостен, и им приходилось ждать следующего дня.
Аболи придумал набирать воды в рот, прижимать губы к губам лежавшего без сознания Дэниела и выливать ее изо рта в рот. То же стали делать и с другими ранеными. Так получалось гораздо быстрее, даже Сэм Боуэлз оставался доволен, да и драгоценной жидкости терялось меньше.
Боуэлз только рассмеялся, когда один из моряков сказал ему:
— Ради бога, боцман, здесь мертвец. Тимоти О’Рейли воняет до небес. Разве ты не чуешь?
Сэм ответил:
— Рад, что ты сказал. Значит, ему не нужна вода. Отныне вы будете получать двадцать пять чашек.
Дэниел умирал. Он больше не стонал и не метался в бреду. Лежал, как труп. Даже мочевой пузырь у него пересох и не опустошался самопроизвольно на вонючие доски, на которых они лежали. Хэл держал его голову и шепотом уговаривал пожить еще.
— Нельзя сдаваться. Продержись еще немного, и оглянуться не успеешь, как мы будем на Доброй Надежде. Свежей воды сколько захочешь, и красивые рабыни будут тебя нянчить, ты только подумай, Дэнни.
В полдень — Хэл считал, что это шестой день пути — он позвал Аболи:
— Хочу тебе кое-что показать. Дай руку.
Он взял руку Аболи и провел его пальцами по ребрам Дэниела. Кожа была такая горячая, что почти обжигала при прикосновении, а плоть так исхудала, что отчетливо выделялись ребра.
Хэл повернул Дэниела, насколько позволяли цепи, и направил пальцы Аболи к лопатке.
— Вот. Чувствуешь бугор?
Аболи хмыкнул.
— Чувствую, но не вижу.
Цепи так его ограничивали, что он не мог перегнуться через тело Дэниела.
— Не уверен, но, кажется, я знаю, что это. — Хэл нагнулся, напрягая глаза в тусклом свете. — Тут опухоль размером с каштан. Черная, как кровоподтек. — Он слегка коснулся ее, но даже легкое прикосновение заставило Дэниела застонать и забиться в цепях.
— Должно быть, очень болезненно. — Сэр Фрэнсис приподнялся и наклонился, насколько мог. — Никак не разгляжу. Где это?
— В середине лопатки, — ответил Хэл. — Я считаю, что это пуля из мушкета. Она прошла через грудь и лежит здесь под кожей.
— Это его убивает, — сказал сэр Фрэнсис. — Это источник заражения, отнимающего у него жизнь.
— Будь у меня нож, — прошептал Хэл, — я бы попробовал вырезать ее. Но Сэм Боуэлз отнял медицинскую сумку.
Аболи сказал:
— Один нож я успел спрятать. — Он порылся в поясе штанов и достал тонкий нож. Нож блеснул в слабом свете из зарешеченного отверстия. — Ждал возможности перерезать Сэму горло.
— Надо рискнуть, — сказал сэр Фрэнсис. — Если пуля останется в теле, она убьет его вернее скальпеля.
— Я со своего места не вижу, где нужно сделать надрез, — сказал Аболи. — Придется вам самому.
Послышался звон цепей, потом сэр Фрэнсис хмыкнул.
— Цепи слишком коротки. Не могу дотянуться.
Все немного помолчали, и сэр Фрэнсис сказал:
— Хэл.
— Отец, — возразил Хэл, — у меня нет ни знаний, ни опыта.
— Тогда Дэниел умрет, — равнодушно сказал Аболи. — Он спас тебе жизнь, Гандвейн, ты у него в долгу. Возьми нож.
Нож показался Хэлу тяжелым, как слиток свинца. Во рту у него пересохло от страха, он попробовал острие ножа подушечкой большого пальца и обнаружил, что оно притупилось от частого использования.
— Он тупой!
— Аболи прав, сын мой. — Сэр Фрэнсис положил руку на плечо Хэла и сжал. — Ты единственный шанс Дэниела.
Хэл медленно протянул левую руку и нащупал твердый выступ на горячей плоти Дэниела. Опухоль двинулась под его пальцами, и он почувствовал, как пуля при движении задевает кость.
Боль привела Дэниела в чувство, и он забился в цепях с криком:
— Помоги мне, Иисус! Я грешил против Бога и людей. Ко мне пришел дьявол. Он черный. Все вокруг черно.
— Держи его, Аболи, — прошептал Хэл. — Он должен лежать неподвижно.
Аболи руками, словно огромный черный питон — кольцами, охватил тело Дэниела.
— Давай, — сказал он. — Быстро.
Хэл наклонился к Дэниелу, насколько позволяли цепи; его лицо оказалось на расстоянии ладони от спины раненого. Теперь он лучше видел опухоль. Кожа над ней так натянулась, что стала глянцевитой и лиловой, как перезрелая слива. Пальцами левой руки он прижал опухоль с обеих сторон и еще сильнее натянул кожу.
Потом перевел дух и поднес скальпель к опухоли. Напрягся, посчитал про себя до трех и рукой опытного фехтовальщика нажал на лезвие. Почувствовал, как оно уходит в спину Дэниела, а потом наталкивается на что-то твердое и неуступчивое — металл на металл.
