Адепт не хуже прочих - Павел Николаевич Корнев
Жилые кварталы прорезала прямая как стрела улица, по ней мы вышли к парку с облетевшими на зиму деревьями. Дальше маячило здание, своим внешним видом весьма напомнившее мне приют.
— Третий учебный корпус! — объявил Огнеяр. — Заниматься будете преимущественно в нём. Правый пристрой — библиотека. Левый — трапезная.
Он завёл нас в просторный внутренний двор, и там мы немедленно сделались центром всеобщего внимания. Точнее, таковым сделались барышни. Буквально каждый юнец полагал своим долгом послать приглянувшейся девице воздушный поцелуй или хотя бы просто присвистнуть.
Наш сопровождающий ободряюще улыбнулся и сказал:
— Не обращайте внимания, это просто дань традиции. Но если кто-то будет чрезмерно назойлив — сразу сообщайте мне или любому наставнику. Излишне навязчивые ухаживания полагаются серьёзным проступком — без последствий такое поведение не останется.
— И сами справимся! — выпятил грудь колесом Буремир.
— Никаких драк! — предупредил его Огнеяр и отвлёкся на вопрос одной из простушек. — Нет, в школах не практикуется раздельное обучению юношей и барышень. К слову, большинство учениц находят будущих супругов именно в стенах учебных заведений!
Через боковой вход мы вошли в здание и поднялись на второй этаж, а когда расселись за партами, черноволосая пигалица шепнула Заряне.
— Он с тебя всю дорогу глаз не сводил!
— Кто?
— Огнеяр!
— Брось, Беляна! Он же старый!
— И ничего не старый! — хихикнула названная Беляной девчонка. — Лет двадцать с хвостиком. И уже аколит!
— С хвостищем, а не с хвостиком. И ещё аколит, а не уже аспирант!
— Ну, тебе не угодишь!
Тут в аудиторию не вошла даже, а вплыла молодая дама в платье со столь пышными рукавами, каких мне ещё в жизни видеть не доводилось. Грудь у неё была ничуть не менее пышной, выразительные глаза — прозрачно-голубыми.
Необычный оттенок для школы огневиков.
Все разом встали, дамочка оглядела нас и разрешила садиться.
— Меня зовут наставница Купава! Ну а вас запоминать я не вижу смысла, поскольку видимся мы первый и последний раз, — прямо заявила она, пройдясь перед первым рядом парт.
Абитуриенты мужского пола так и прикипели взглядами к соблазнительно-глубокому вырезу платья — я исключением тоже не стал, но сразу опомнился и обратился в слух. Следить за покачиванием груди было, конечно, чрезвычайно интересно, да только в отличие от остальных я в тайных искусствах полный ноль, отвлекаться нельзя!
Но — нет. В кои-то веки я оказался наравне со всеми. В мыслеречи, которой нас взялась обучать грудастая наставница, никто ничегошеньки не понимал.
— Мыслеречь — это основа основ! — оповестила нас дамочка. — В первую очередь мы воинство Царя небесного, а всякий серьёзный демонический прорыв сопровождается….
Она сделала паузу, но никто её высказывание не продолжил, и тогда я брякнул наугад:
— Тишиной!
— На будущее: поднимайте руку и ждите дозволения ответить! — сказала наставница вроде как всем и кивнула уже непосредственно мне. — Именно так! Но дело даже не в том, что пропадает возможность вербального общения. Подобным образом на вас станут воздействовать бестелесные сущности и прочие потусторонние твари. Окажетесь не готовы — примете иллюзии за чистую монету и пропадёте.
Тут одна из барышень подняла руку, дождалась разрешения и спросила:
— Почему же нас не учили этому раньше?
— А зачем? — улыбнулась наставница. — Чтобы вы все занятия напролёт перемывали косточки воспитательницам? Или изводили друг друга, не позволяя сосредоточиться на учёбе?
Следующий час она пыталась донести до нас основы мыслеречи, но из всей лекции я понял лишь, что создавать полноценные иллюзии по силам только тайнознатцам с небесно-голубым или схожим аспектом, а забраться кому-то в голову так и вовсе много сложнее. Но — возможно. Особенно, если за это возьмётся некое потустороннее или демоническое существо.
— Для начала попытайтесь перекинуть друг другу воспоминания и реальные образы — чем ярче, тем лучше, — сказала наставница, когда подошло время практических занятий. — Так вы подготовитесь к полноценному мысленному общению. Главное, не пытайтесь поделиться чем-то вымышленным: каким богатым ни было бы ваше воображение, для другого человека выдуманная картинка окажется чем-то сродни детской мазне. — А после она с усталой улыбкой добавила: — И традиционно призываю юношей не делиться с барышнями видом своего мужского достоинства. Ладно просто пощёчину схлопочете, но могут ведь и на смех поднять. Стыда потом не оберётесь.
Кто-то захихикал, кто-то зарделся, а черноволосая приятельница Заряны спросила:
— А барышням дозволяется смущать молодых людей?
— Дерзайте! Но учтите, что в этом случае они непременно воспылают желанием узреть ваши прелести воочию, — вроде как совершенно серьёзно ответила наставница. — И не забывайте о том, что мыслеречь это ещё и оружие. Если кто-то желает научиться закрывать свой разум от внешнего воздействия, записывайтесь на мой курс.
«И платите денежки», — подумал я, да и остальные никакого интереса к словам наставницы не проявили. Та понимающе улыбнулась, взглянула на юнца, который совсем уж беспардонно пялился на вырез её платья, и тот не вздрогнул даже, просто вдруг обмяк и навалился грудью на парту, крепенько приложившись лбом о столешницу.
Дамочка склонилась к нему, нащупала пульс и объявила:
— Сомлел. — А после ответила на так и вертевшийся у всех на языке вопрос: — Роды!
Я судорожно сглотнул. Передёрнуло от услышанного не только меня, и не одних лишь юношей. Беляна так и вовсе чертыхнулась от избытка чувств, после виновато глянула на подружку и постучала двумя пальчиками себя по губам.
Потерявшего сознание бедолагу перенесли к стене и уложили на пол, а дальше мы разделились на пары и начали поочерёдно вбивать мысленные образы в чужое сознание, точнее — пытаться это сделать. Наставница время от времени тасовала абитуриентов, и первой достать меня умудрилась черноволосая пигалица Беляна. Уж не знаю, какими именно образами пытались поделиться её предшественники, а на сей раз я сначала уловил жужжание мух и смрад разлагающейся плоти, затем разглядел истерзанное каким-то зверем тело. После уловил тени стоявших кругом людей и — всё. Наваждение сгинуло, будто ничего и не было вовсе.
Жужжание мух, смрад мертвечины, бездыханное тело — со всем этим я сталкивался в своей прошлой жизни не единожды, не иначе именно поэтому и оказался
